ДИКАЯ СВИНЬЯ В ТРАДИЦИОННОМ МИРОВОЗЗРЕНИИ И ОБРЯДНОСТИ БУРЯТ

Сравнительная характеристика дикой и домашней свиньи в культуре бурят

Буряты, для которых традиционным было занятие скотоводством, добывали кабана, наряду с другими зверями, в ходе облавы и другой охоты, устраиваемой для получения дополнительного мясного запаса. С переходом к земледелию они стали в случаях потравы зерновых этими парнокопытными организовывать на них специальную охоту (ПМА: С. О. Бильдуев). Дело в том, что, ведя ночной образ жизни, кабаны нередко поедали и вытаптывали посевы и тем самым наносили экономический урон.

В бурятском языке сложилась половозрастная градация дикой свиньи, включающая в себя и некоторые диалектизмы: Бодон(г) 'вепрь'; ан гахай, бодон гахай, ойн гахай, мэгэжэ 'дикая свинья'; мэргэсэр 'трехлетний кабан'; ногтомол бодон 'матерый старый кабан с загнутыми клыками'; торой, хобко(н) 'поросенок дикой свиньи'.

Сравнение основных бурятских терминов, обозначающих данное животное, - бодон и га-хай с лексическим материалом по другим монгольским народам указывает на их единое, общемонгольское происхождение: п.-монг. yaqai - gaxai 'свинья' [Поппе, 1938, c. 175]; бо-дон(г) 'дикий кабан (самец), вепрь' [БАМРС, 2001-2002, с. 404]; гахай 'свинья, кабан, вепрь', зэрлэг гахай, бодон гахай 'дикий кабан' [Там же, с. 551]; бодн (домашняя свинья), зерлг бодн (дикая свинья) [РКС, 1964, с. 223]; каха 'свинья' [Там же, с. 634]; бодн 'дикий кабан, вепрь', бодн каха 'дикий кабан' [КРС, 1977, с. 104]; гагэ 'свинья' [КДРС, 2014, с. 37]; хау гагэ 'кабан' [Там же, с. 180]; бодон, бодун 'вепрь, дикий кабан' [ХРС, 2015, с. 57]; гахай 'свинья, кабан', бодон гахай 'кабан' [Там же, с. 100]. Как видим, иногда оба слова выступают как синонимы. В то же время нельзя не заметить, что под гахай / гагэ / каха чаще всего подразумевают свиноматку, а под бодн / бодон / бодун - самца дикой свиньи. Кроме того, наличие в монгольских языках одних родовых названий для разных биологических видов ясно говорит о признании монгольскими народами родства между домашней и дикой свиньей.

Заметим, что только в середине XIX в. оседлые буряты (первоначально в Предбайкалье) в результате заимствования опыта русского старожильческого населения начали разводить домашнюю свинью (Sus scrofa domesticus) с целью покрыть потребности в мясе и жире. Вероятно, представления о ней могли сложиться ранее, так как у южных соседей бурят она была известна с глубокой древности. В пользу этого можно привести следующие факты: предки китайцев одомашнили это животное еще 9 тыс. л. н. [Дмитриев, 2015, c. 38]; население хунн-ских городищ в Забайкалье (II в. до н. э. - I в. н. э.) держало свиней [Цыбиктаров, 1999, c. 139]; в IX-X вв. монголоязычные кидани, перешедшие к оседлому образу жизни, разводили так называкмых желтых свиней [Е Лун-ли, 1979, с. 322].

Наблюдая за дикой свиньей, монгольские народы получили представление о типичном для нее поведении в особых ситуациях. Они отдельно подмечали такое качество вепря, как его бесстрашие, проявляемое им в схватке с крупным хищником (волком и медведем). Неслучайно поэтому, с кабаном у них ассоциировались сильные и храбрые воины: например, в калмыцком героическом эпосе «Джангар» богатырей зовут бодн 'перен. богатырь, герой' [КРС, 1977, с. 104]. Отсюда можно предположить, что образ вепря увязывался с воинским культом.

Правда, в языке бурят подчеркивается способность кабана к неосознанным действиям -в минуты опасности он прямо бросается на врага: в частности, слово 6odoHsyûsoop 'не думая' [БРС, 2010, т. 1, с. 133] происходит от названия вепря.

Поведение свиноматки в критические дни передает глагол дэлюурхэхэ 'взбеситься, возбуждаться в период течки', который указывает на неадекватность ее поведения в такой период. Вероятно, в традиционных воззрениях бурят свинья выступала символом чувственности. В народной примете ее половое возбуждение соотносится со стихией ветра: «Игра свиней предвещает сильный ветер, бурю».

Способность кабана в поисках пищи раскапывать землю рылом и бивнями отображает глагол олихо 'бодать, подбрасывать землю' [БРС, 2010, т. 2, с. 22]. Заметим, что, являясь до XIX в. преимущественно полуномадами, буряты в своей мифологии не ассоциировали дикую свинью с регенерацией земли, у них не возникла, подобно древним земледельческим народам, идея связывать образ кабана с зачатками земледелия. Например, у индийцев бытуют представления об этом диком парнокопытном как о воплощении бога Вишну, якобы научившего людей вспахивать и удобрять землю.

Со словом гахай в значении 'домашняя свинья' связывали негативные качества человеческой натуры: гахай бран. 'грубиян, хапуга, мошенник' [Аникин, 2000, с. 164]. У бурят есть выражения: Гахай шиг 'Подобный свинье', гахайдляар 'как свинья', гахайшалха 'подражать свинье', аккумулирующие такие человеческие черты и пороки, как упрямство, недальновидность, глупость (гахай тэнэг 'перен. круглый дурак'), жадность (гахай хомхой 'весьма жадный'), чревоугодие (ведущее к излишнему весу), неряшливость не только во внешнем виде, но и в поведении. В других фразеологизмах передаются отдельные физические особенности и привычки животного, которые относимы и к дикой свинье: Гахай нюдэтэй 'с узкими, как у свиньи, глазами'; гахайшалан хэбтэхэ 'валяться как свинья' [БРС, 2010, т. 1, с. 201] (хотя с точки зрения физиологии ничего зазорного в поведении животного нет: купание в грязи помогает ему уменьшить теплоотдачу, защититься от ультрафиолетового излучения и избавиться от паразитов).

Буряты интуитивно осознавали родство дикой и домашней свиньи, одними и теми же словами обозначая звуки, издаваемые этими животными: например, глагол хоршогонохо 'хрюкать' относится к обоим биологическим видам; в бурятском языке данное качество животного опять-таки сопрягается с недостойным поведением человека - иллюстрацией тому является фразеологизм Хоршогоножо ябажа гyйхэ 'досл. бегать, хрюкая; перен. носиться, говоря нехорошие вещи'.

Известно, что домашняя свинья сохранила также биологические особенности ее дикого предка, такие как острый слух и тонкое обоняние. Неслучайно бурятские охотники пользовались иносказаниями, когда готовились к предстоящему промыслу; считалось, что земля - это уши дикой свиньи [Галданова, 1987, с. 38]. В сказочном фольклоре бурят имеется персонаж Гахай багша 'Кабан-учитель', лекарь-прорицатель, атрибутом которого является свиная голова на шесте; благодаря ей он будто бы узнает тайны, обнаруживает золотое кольцо -хранилище души [БНС, 2008, с. 52]. Очевидно, здесь нашло отражение народное представление о характерном для дикой свиньи развитом обонянии, с помощью которого она обнаруживает съедобные клубни, корешки и др.

В монгольской пословице намеренно противопоставляются домашняя свинья и собака: Нохой гэхэд, гахай гэх 'Ему про собаку, а он про свинью, перен. называть белое черным' [БАМРС, 2001-2002, с. 551]. Действительно, в народных суждениях бурят собака наделялась, в том числе, и положительной коннотацией. Однако семантика бурятских словесных оборотов и выражений, в которых одновременно упоминаются свинья и собака, несколько иная: например: нохой гахай 'букв. свиньи и собаки; собир. домашние животные' [БРС, 2010, т. 1, с. 201]; гахай ябаган, нохой нюсэгэн 'досл. пеший, как свинья, голый, как собака; перен. ни кола, ни двора' (т. е. оба животных символизировали бедность человека). В то же время в благопожеланиях владение свиньей преподносится как показатель определенного социального положения:

Газар хадарха гахайтай боложо,

Галабта дуулдаха нэрэтэй

Боложо байгаарайт!

Имейте свинью, чтоб рыла землю,

Заслужите имя, чтоб звучало навеки!



Понятно, что приведенные выше образцы малых жанров фольклора могли возникнуть в среде бурят, которые подверглись седентаризации.

Разное отношение бурят к домашней и дикой свинье проецировалось на их имянаречение: среди бурятских мужских имен фигурирует имя, омонимичное названию кабана - Бодон, но нет имен, производных от номинации домашней свиньи. Делая экскурс в историю, можно вспомнить, что одного из предков Чингисхана звали Бодончар (вероятно, как вариант, Бодон-чар 'След (или хруст (произведенный) кабана') [Лубсан Дан-зан, 1973, с. 55] (род. 970 г.); данный факт свидетельствует об архаичности в монгольской среде обычая называть мальчиков именем, производным от названия вепря.

Еще один критерий, по которому буряты разделяли дикую и домашнюю свинью, была их съедобность. Автор XVIII в. обращает внимание на неприятие бурятами свинины по причине отнесения домашней свиньи к так называемым нечистым животным [Миллер, 2009, с. 256]. Конечно, позднее, с преодолением предубеждения к свинине они стали включать ее в свой рацион. Подобные воззрения были, в частности, у западных монголов: «Свинью дикую Тор-гоуты считают чистою и мясо ее едят; она питается корнями и травой; китайскую домашнюю считают нечистою (выделено мною. - А. Б.), потому что она чистит задние дворы, и мясо ее не едят» [Потанин, 1881, с. 96]. Домашняя свинья, как и собака, может поедать человеческие экскременты; зная об этом, китайцы скармливали их свиньям, для этого они строили отхожие места, совмещенные со свинарниками [Дмитриев, 2015, с. 39].

Интересно, что в культурах других народов Евразии негативное отношение к образу домашней свиньи имеет универсальный характер, оно подкреплялось еще и установленными религиозными догмами (иудейскими, христианскими, мусульманскими, буддийскими).

Замыкающий, двенадцатый год лунного календаря бурят-буддистов носит название гахай жэл 'год свиньи', последний календарный месяц, декабрь - гахай hара 'месяц свиньи', а в сутках время от 21 часа 40 минут до 23 часа 40 минут номинируется как гахай саг 'час свиньи' [БРС, 2010, т. 1, с. 201]. Несомненно, попадание данного парнокопытного в традици-

онное исчисление времени является свидетельством его значимости в прошлом. Остается вопрос, о какой, дикой или домашней, свинье может идти речь. Данный календарь попал к бурятам через монголов (оговоримся, что пути и время его появления у бурят могли варьировать, так как, начиная с конца XVI в., хори-буряты, хонгодоры и другие монголоязычные сообщества раздельно мигрировали из Монголии в Байкальский регион) от тибетцев; последние создали его на основе индийско-буддийского и китайского календарей, бывших изобретениями древних земледельческих народов. Отсюда можно предполагать, что в нем изначально упоминалась домашняя свинья.

Переходя к выяснению представленности образов рассматриваемых животных в традиционном мировоззрении и обрядности бурят, стоит оговориться, что в них полностью отсутствуют воззрения о домашней свинье, что обусловливается поздним включением этого животного в домашнее стадо.

Мифологические представления бурят о дикой свинье

Мнение о кабане как тотеме одного из родовых подразделений хори-бурят, бодонгутов («вепрей»), высказал Ц. Б. Цыдендамбаев, при этом он основывался на версии их происхождения от киданей, у которых был известен культ этого животного [Цыдендамбаев, 1972, с. 207]. Далее, Г. Р. Галданова на материалах по закаменским (присаянским) бурятам сделала заключение, что их традиции закапывания кабаньей головы под порогом жилища и преподнесения ее в знак уважения главному свату в свадебной церемонии следует связывать с культом предков и видеть в них реликты тотемного культа кабана.

К сказанному выше можно добавить, что дикая свинья почиталась некоторыми предбайкальскими бурятами как животное, якобы вскормившее их прародителей: «Кочующие на западной стороне Байкала рассказывают, что будто они произошли от двух младенцев, мальчика и девочки, спущенных с неба на находящуюся близ устья реки Тунки гору, которой поныне приносят они жертвы, состоящие в разных съестных припасах и заколотых баранах, полагаемые на вершине сей горы; будто младенцы сии вскормлены были диким кабаном и племя их в последствие столько размножилось, что достигло до самого Китая...».

В пантеоне шаманских божеств у бурят (представителей предбайкальских родов) с данным млекопитающим соотносится дух - хозяин земли Гахай багша (не путать с одноименным сказочным персонажем!). Иначе его называли Даланта нойон (от далантай 'имеющий жир в загривке', в данном имени отражается анатомическая особенность кабана - наличие толстого подкожного жира в холке) или Унаганай баатар 'Исконный богатырь' (унаган 'исконный, потомственный' [Там же, т. 2, с. 297]). Последняя его номинация отражает представления бурят о вепре как о мощном животном. Следует добавить, что описаний данного духа-хозяина нет, но не исключено, что ему придавали черты человека и зверя (вероятно, наличие кабаньей головы и шеи и человеческого тела).

Согласно С. П. Балдаеву, жену Гахай багша звали Дэлуутэ (от дэлуун, дэлюун 'ширь, просторы') хат [Балдаев, 2010, с. 160]. Но, во-первых, в бурятской мифологии по отношению к особам женского рода никогда не применяется титул хаан (множественное число хат / хад) 'самый почитаемый, старший [БРС, 2010, т. 2, с. 393], полубог (сын или внук спустившегося с небес тэнгэри 'небожитель')'. Во-вторых, в шаманском призывании, в частности, кабанских (прибайкальских) бурят так величают самого мифического хозяина земли:

Дэлхэйн эжэн Дэлуутэ ноен баабай,

Гахай ехэ багша,

Унагай ехэ баатар хун...

Хозяин земного мира господин отец Дэлуутэ

Кабан великий учитель,

Исконный великий богатырь...

(ПМА: Л. Б. Сотнич. Перевод мой. - А. Б.).

Заметим, что эпитет широкий в имени божества согласуется со словом земля, т. е. с тем пространством, которое будто бы подвластно Гахай багша.

Между тем в другом шаманском призывании указанных выше бурят упоминается супруга

Гахай багша:

Дэлхэйн эжэн Дэлу^э ехэ ноен,

Дэрсэ хатан,

Газара эжэн Гахай багша...

Хозяин земного мира великий господин Дэлуутэ,

Госпожа Дэрсэ,

Земной хозяин Кабан-учитель...

(ПМА: Л. Б. Сотнич. Перевод мой. - А. Б.).

Показательно ее имя, производное от глагола дэрсыхэ 'оттопыриваться (об ушах)' [БРС, 2010, т. 1, с. 329]. Представляется, что в нем передается одна из особенностей ушей дикой свиньи, которые являются длинными, острыми и стоячими.

Появление образа Гахай багша в бурятской сказочной прозе связывают с влиянием буддизма [Бурчина, 2007, с. 36]. Однако, судя по архаичности образа кабана у бурят, фигура этого мифического духа - хозяина земли могла возникнуть в шаманской традиции. В пользу этого говорит и этимология слова багша / бакша (она ведется от китайского слова pak-si / pak-dzi 'мастер, учитель' [Аникин, 2000, с. 112-113]), которое было известно в языке древних тюрок, а также средневековых монголов. У тюркских народов (казахов, киргизов и др.) им обозначали шамана, в частности гадающего с помощью кобуза или владеющего скапулиман-тией. Между тем в сказочной прозе бурят Гахай багша - это тот же гадатель, ясновидец, правда, находящий ответы посредством свиной головы.

Исходя из ранее сказанного, можно полагать, что кабан наделялся символикой мужества, а вместе с тем и охранительной функцией. В этой связи, кабаний бивень, который подвешивали к мужскому поясному набору присаянских бурят [Галданова, 1987, с. 38], следует расценивать как апотропей.

Как упомянуто выше, у индийцев кабан рассматривался еще и как предтеча производства зерновых культур, т. е. обладал символикой плодородия. На наш взгляд, о завуалированном существовании такой идеи у бурят говорит, например, охотничья примета: «Хлеб нашел -кабана или козу добудешь» [Полтараднев, 1929, с. 102]. Очевидно, что в этой примете семантика дикой свиньи и хлеба общая. Подкрепляют наше предположение этнографические материалы С. П. Балдаева: в шаманском призывании к Гахай Багша буряты «просили дождь и урожай трав и хлебов (выделено мною. - А. Б.)» [Балдаев, 2010, с. 160]. В этой связи стоит напомнить, что у индийцев считалось, что «кабан связан с дождем (выделено мною. - А. Б.), и роет землю перед наступлением муссонов» [Nandita Krishna, 2014, р. 54]. Поэтому можно осторожно предположить, что в суждениях бурят это дикое парнокопытное имело также символику дождя, небесной воды.

В эпике бурят дикая свинья наделяется, как правило, отрицательной коннотацией. Дело в том, что с ней связывают представителя темных сил - многоголового мангадхая, противостоящего культурному герою: например, в героическом эпосе «Харасгай Мэргэн» это чудовище величают не иначе, как рыжий кабан [БВС, 1993, с. 135]. В другом фольклорном произведении душа мангадхая Эрхэ Бойбер хубуна находится в животе дикой свиньи [Бурчина, 2007, с. 277]. Показательно, что это животное лежит на дне моря, раскинувшегося в северовосточной стороне (считалось, что северо-восток является потусторонним пространством). Причастность кабана к иному миру обосновывалась, в частности, его активностью в ночное время, о чем было сказано выше.

Как указание на плотоядность кабана, которую подмечали буряты, видится фрагмент упомянутого выше эпоса: «Начинает Эрхэ Бойбер хубун (мангадхай). Он крутит над головой свой семидесятипудовый молот, заклинает, чтобы пробил широкую грудь героя, намотал его легкие и печень и бросил в пасть свиньи Ам Будан гахай (правильнее Ан Бодон гахай 'Дикий кабан' - А. Б.), которая лежит на дне ядовитого моря» [Бурчина, 2007, с. 279].

Кабан и его символика в традиционной обрядности бурят

В шаманской обрядности образ дикой свиньи воплощается прежде всего в гахай онгон 'кабаний дух' (онгон 'шаманский дух-гений'), который входил в число так называемых игровых онгонов. Во время молодежных «вечерок» шаман, вошедший в транс, изображал духов разных зверей, в том числе вепря. По Д. К. Зеленину, такие зооморфные онгоны следует рассматривать как одни из самых древних онгонов у бурят [Зеленин, 1936, с. 43], с чем можно согласиться.

Другим проявлением образа кабана в шаманской поэзии и обрядности представляется фигура мифического Гахай багша. Ему посвящали Дайдын тайлган 'букв. Земное жертвоприношение', которое проводили, по С. П. Булдаеву, ежегодно 23-24 июня [Булдаев, 2010, с. 160]. Локальное сообщество бурят приносило в жертву этому духу-покровителю, наряду с молочными продуктами, лошадь, позднее, с переходом к оседлости, замененную бараном. Любопытно, что посвященным Гахай багша животным (сэтэр) должна была быть отловленная в тайге черная белка (ПМА: Л. Б. Сотнич), которую после обрядовых действий выпускали на волю. Такой выбор, вероятно, обусловлен принадлежностью дикой свиньи и белки к одному, лесному пространству.

Из литературы известно, что в ритуальной практике присаянских бурят особое место отводилось кабаньему бивню. Так, им проводили границы «выкупленной» под могилу земли, испрашиваемой у духа - хозяина местности в буддийском погребальном обряде газар гуйха 'просить землю' [Галданова, 1987, с. 38]. В основе этого акта, вероятно, лежали представления о способности кабана умиротворять землю: «при отсутствии клыка (кабаньего бивня. -А. Б.) земля не будет умиротворена» [Нацов, 1995, с. 59]. Кроме того, было принято очерчивать таким бивнем землю под основание будущей срубной юрты. В этих обрядовых действиях читается символика земли, присущая дикой свинье. В этой связи вспомним, что, например, по древним космогоническим мифам индийцев, кабан выступает как защитник земли: бог Вишна, обратившись в гигантского вепря Вараха, убивает демона Хираньякша, похитившего богиню землю; после этого он своими бивнями роет землю и помещает ее в океан.

Апотропейным свойством наделяли буряты и в целом кабанью голову, зарываемую под порогом.

Согласно Г. Р. Галдановой, в свадебном обряде тоолэй хундэхэ 'почитать тоолэй' отварная кабанья голова на деревянном блюде подносилась старшему свату [Там же]. Вероятно, такая традиция представляет реликт охотничьей эпохи, так как кабан - единственное дикое животное, чья голова выступала атрибутом свадебных церемоний у присаянских бурят. Причем по указанной выше функции она стоит в ряду с такими сакральными домашними животными, как конь и баран, по мифологическим воззрениям бурят, имеющими небесное происхождение. К слову, ранее в работе уже была определена небесная символика кабана. Инкорпорирование головы дикой свиньи в брачную обрядность подтверждает также то, что с этим животным увязывалась идея плодородия и плодовитости.

В том же свадебном обряде было принято вручать вместе с тоолэй и жолоо 'уздечка', полоску подкожного жира, срезанного по позвоночнику животного. В «уздечке», на наш взгляд, заключен намек на мифологическую функцию кабана как транспорта для божества. Данное парнокопытное имеет подобное назначение в буддийской традиции: верили, что бодхисаттва Маричи (санскрит. Луч света) управляет огненной колесницей, запряженной семью кабанами [Nandita Krishna, 2014, р. 57], как вариант, она восседает или стоит на вепре.

Еще стоит обратить внимание на то, что буряты относили коня и барана к животным с «горячим» дыханием, мясо которых считалось полезным для человека. Вероятно, кабан также принадлежал к этой категории животных. В этом контексте выглядит закономерным употребление бурятами кабанины: действительно, это дикое мясо отличается своими вкусовыми свойствами, в нем содержится много белков, минералов, витаминов, помимо этого, оно является диетическим и хорошо усваиваемым продуктом.

Обычай присаянских бурят избавляться дорогой от преподнесенной на свадьбе кабаньей головы, запрет на внесение ее в дом и тем более употребление в пищу показывает, что вепрь символизировал смерть. Очевидно, по народным суждениям, голова кабана, как и само животное, принадлежащее чуждой, дикой природе, рассматривалась как угроза человеку. Вообще же мотив смерти, связываемый с данным парнокопытным, не нов и обнаруживается в мифологии разных народов (древних египтян, греков и др.).

Заключение

Исследование показывает, что в традиционном мировоззрении бурят образ дикой свиньи полисемантичен и имеет амбивалентность коннотации.

Сравнительная характеристика образов домашней и дикой свиньи в культуре бурят выявило разное отношение к ним. На основе анализа бурятской лексики и малых жанров фольклора можно утверждать, что домашняя свинья символизировала чувственность, бедность и, наоборот, материальное благополучие. С ней ассоциировали многие негативные качества человека. Между тем кабан олицетворял храбрость, и в то же время бездумность. Из биологических особенностей дикой свиньи буряты выделяли ее слух и обоняние.

Несмотря на некоторую фрагментарность образа кабана в традиционном мировоззрении бурят, выявляется комплекс суждений о нем. В них животное выступает как тотем и как кормилица первопредков. Он воспринимается как символ силы, мужского начала. Кроме этого он наделяется символикой плодородия, плодовитости и небесной воды. В эпике бурят его образ получил однозначно негативную коннотацию и увязывался с мотивом души демонического существа.

В шаманской обрядности бивни и в целом голова кабана исполняли роль апотропея. В нем образ животного был связан с «игровым» духом гахай онгон. В шаманской поэзии вепрь предстает антропонимом (Гахай багша). На материалах по шаманской обрядности выделяется положительная коннотация данного животного, обусловленная такими важнейшими значениями, как земля, небо. Дикая свинья является символом плодородия и плодовитости. Вероятно, она также воспринималась как транспорт для божества. Однако отмечается и негативная коннотация, связанная с восприятием кабана как вестника смерти.

автор научной работы — Бадмаев А. А.

Источник