ТРАДИЦИИ РЕИНКАРНАЦИИ В КУЛЬТУРЕ ЛЕСНЫХ НЕНЦЕВ НУМТО

ТРАДИЦИИ РЕИНКАРНАЦИИ В КУЛЬТУРЕ ЛЕСНЫХ НЕНЦЕВ НУМТО

автор научной работы — Волдина Татьяна Владимировна

Введение

Лесные ненцы Югры - малочисленная этническая группа (около 1,5 тыс. чел.), включающая в себя более мелкие локальные подгруппы, отличающиеся говором и традициями. Они проживают в Белоярском (район озера Нумто), Сургутском, Нижневартовском и Ханты-Мансийском районах. За пределами округа лесные ненцы расселены по р. Надым и Пур в Ямало-Ненецком автономном округе. Объектом данного исследования является традиционное мировоззрение нумтовских лесных ненцев.

Первые научные публикации о ненцах принадлежат финским учёным М. А. Кастрену [17], К. Р. Доннеру [18] и Т. Лехтисало [6; 19; 20; 21]. Культура лесных ненцев нашла отражение в работах А. В. Головнёва [2], М. А. Зенько-Немчи-новой [4], В. И. Сподиной [14] и др. Эту этническую группу отличают сохранение самобытности, а «демонстрируемая ими форма религиозного синкретизма косвенно свидетельствует о древности обитания на данной территории» [4, 252].

Представления ненцев и хантов о жизненных силах человека, условно обозначаемых понятием «душа/души», имеют общие корни. Слово 'душа' в самодийских и угорских языках возводится исследователями к прауральскому наследию. Одна из лингвистических реконструкций этого термина в качестве прауральского наследия принадлежит К. Редеи, другая содержится в работах А. Ю. Айхенвальд, В. Я. Петрухина, Е. А. Хелимского. Обстоятельный анализ данного вопроса приводится А. А. Ким [5, 17].

Сложность изучения современных народных воззрений о душе как у обских угров, так и у самодийцев состоит в том, что в этих культурах бытуют представления о множественности душ, которые по-разному интерпретируются не только на уровне диалектно-этнографических групп, но и в среде одной группы. В то же время, во всём этом массиве наиболее чётко прослеживается деление человеческой духовной сущности на две взаимосвязанные части.

О двух жизненных началах на материале ненцев писал А. В. Головнёв: «Понятия "и" ("мысль", "разум"), "ил" ("жизнь", "движение"), "инд" ("дыхание"), обозначавшие различные состояния и настроения человека, имели, по-видимому, одну основу - "и", выражавшую признаки и силы жизни. Тень ("телесный образ

человека") называлась "сидрянг" ("сидянг") в значении "разделённое надвое" ("плоть, лишённая души")» [2]. У селькупов в комплекс сложной души обычно включается дыхание (кэйты), тень (тика) и так называемая 'жизненность' (ильсат) [10]. Т. Лехтисало отмечал у всех само-дийцев наличие «свободной души» или «двойника» и «телесной души» или «души-дыхания» [Цит. по 5, 15].

Представления о разных видах души у аган-ских лесных ненцев описаны В. И. Сподиной, по данным которых реинкарнирует душа тицмя, так как эта душа может делиться: «тицмя ша-нат тян кэшту 'в разные стороны (родословно-сти) уходит', т. е. разделяется... "пока род живой тицмя делится на всех живых". Считается, что вместе с душой тицмя ребёнок приобретает и все отличительные признаки своего покойного предка». При этом, «существование человека, а, стало быть, и его души, немыслимо без души шетю ("дух", "дыхание")» [14, 75-76]. Исследования М. А. Зенько-Немчиновой существенно дополнили эти выводы: «Архаичность же представлений о душе, прослеживающихся у общности в целом, проявляется в применении лесными ненцами для обозначения духовных субстанций человека в основном единого и одного термина тит'/тич' (сравнимо с душой тика в верованиях селькупов). <...>, для определения души-дыхания человека термин ше'тю (от ше', язык) может взаимозаменяться другим (являющимся, очевидно, изначальным её обозначением) - йил'мя (тил'мя...). Этот относящийся к душе-дыханию термин <...> может в буквальном смысле пониматься как «жизнеобеспечивающее начало» <...> либо «то, чем живут» [4, 236-237]. Эти представления очень близки обско-угорским, согласно которым можно выделить основную, реинкарнирующую душу-дыхание Ш (хант.), ассоциируемую с понятием «дух», верхним миром («душа-птица») и сознанием человека, и душу-тень is, \s-xor (хант.), являющуюся жизненной энергией, с растратой которой человек постепенно утрачивает способность жить, после его смерти она попадает в нижний мир и по мере разрушения тела - исчезает.

Символически перевоплощение душ видится в архетипическом образе Древа Жизни. В сказаниях обских угров это «семиствольная» берёза с восседающей на ней птицей, олицетворяющей богиню-мать Kaltas', посылающей человеческие души. Эти души, они же духи-предки, также представляются в образе птиц. При рождении человека, душа вселяется в новорождённого, по окончанию жизненного пути - она возвращается обратно, напитываясь жизненными силами для нового воплощения. Об отголосках существования подобных представлений у ненцев писал Т. Лехтисало: «Есть у юрако-самоедов и представления о столбе, на котором якобы покоятся миры, а на священных местах видны даже его изображения. И древо жизни ... представлено в неосознанной форме в сказаниях и песнях ворожеев. Например, семиветвистая священная берёза.» Описывая изображения мировых столбов западно-сибирских ненцев, он отмечал также, что на его вершине присутствует фигура птицы. Существуют у самодийцев представления и о душах-птицах: «все человеческие души какое-то время живут на небе (после смерти человека) в образе человека-птицы».

В представлениях о душе/душах различных контактирующих групп ненцев и хантов имеются и другие схожие элементы. Описаны параллели в погребальном обряде надымских ненцев и хантов, где определённо значимым элементом является изготовление куклы-заместителя умершего: нгытарма и сидрянг - у ненцев; иттарма, шонгот - у хантов. Традиции обращения с такого рода куклами как элемент развитого у самодийцев и угров культа предков тоже близки.

Зафиксированы у самодийцев и обских угров схожие традиции имянаречения, где имя - инструмент магической защиты человека, имеющий отношение к его возрождающейся духовной сути.

Представления о реинкарнации душ предков в ненецких родах на данный момент ещё не получили своего полного научного освещения. У тундровых ненцев они сохранились как отголоски древних верований и могут быть реконструированы через мифологию и обычаи, значение которых большинством представителей культуры не осознаётся. Материалы нумтов-ских ненцев дополняют современные исследования по духовным традициям лесных ненцев, их взаимосвязям с обско-угорской культурой и имеют исключительное значение, так как представляют собой сложившуюся и актуальную практику.

Материалы и методы

В основу статьи легли полевые этнографические и фольклорные материалы автора, собранные в д. Нумто в марте 2023 г. [ПМА], а также привлечены данные А. В. Головнёва [2], М. А. Зенько-Немчиновой [4], В. И. Сподиной [14], П. Г. Турутиной [15].

Наряду с методом полевых исследований использован также сравнительно-сопоставительный метод, позволивший определить общее и особенное в представлениях о возрождении душ в культурах нумтовских лесных ненцев и казым-ских хантов. Автор опирался также на методологию использования фольклорных материалов в этнографических исследованиях Н. А. Тучковой [16].

Вопрос о реинкарнации у нумтовских ненцев рассматривается с двух ракурсов: в соответствии с уже сложившейся системой, отражающей основные принципы перерождения душ по рассказам информантов, а также на примере отдельного ненецкого рода, позволяющего познакомиться с этой темой как «живой» историей.

Результаты

В окрестностях озера Нумто, обладающего у коренных народов Югры и Ямала особым сакральным статусом, проживают около двухсот представителей двух этнических групп: нумтов-ских лесных ненцев и казымских хантов. Лесные ненцы представлены родами Пяк, Вылла, Логаны, Айваседа, они переплетены кровными связями, а также давно породнились с казым-скими хантами.

Общественная структура лесных ненцев Нумто состоит из четырёх экзогамных родов и предопределена причинами социально-исторического характера: «Одной из них являлось присоединение к родам Пяк/Пя и Айваседа, выступавшим первоначально в роли фратрий, новых брачных партнёров Иуси (Ивши/Ничу) и Вылла (Вэлла и т. п.), примкнувшим к ним в качестве самостоятельных родов и проявляющими разные генетические корни».

Традиции возрождения предков в родах нумтовских ненцев

В легенде о происхождении озера Нумто, записанной в своё время А. В. Головнёвым от Нипи-са Пяка - родного дяди проводников-информантов автора, присутствует мотив реинкарнаций главного героя: «Здесь когда-то стоял чум 'Старика' Тычей Вэсако (ставшего Нумом). Его сын Тычей Вобню много воевал: семь раз он погибал и семь раз воскресал (выделено автором статьи - Т. В.). Затем он ушёл в озеро и стал Нум-то» [2, 427]. И души современных людей, по представлениям лесных ненцев Нумто, также многократно «воскресают», переходя после смерти от предка к потомку.

Традиции лесных ненцев, связанные с возрождением душ умерших, имеют много общего с хантыйскими. Например, для понятия «реин-карнировать» нумтовские ненцы используют слово «у.яксатты» из языка казымских хантов. Его аналогом на языке ненцев является слово «тенкя» [ПМА: Г. Пяк], но иногда просто поясняют так: «Дети и внуки - это их дедушки, бабушки...» [ПМА: Т. Пяк].

У нумтовских ненцев, как и у казымских хантов, считается важным определить, кто возродился. Для этого совершается специальный обряд. У хантов обычно проводят традиционное гадание с помощью поднятия младенца, во время которого знающая женщина мысленно перечисляет в уме имена умерших. Если в какой-то момент ребёнок становится тяжёлым - «прилипает» к поверхности, над которой его поднимают, то это означает утвердительный ответ в определении воплотившегося предка (этот же принцип используют при получении информации от души умершего, гадая через поднятие изголовья гроба). Лесные ненцы «узнают» о том, кто воплотился, чаще всего с помощью гадания на топоре, этот способ используют мужчины [ПМА: А. Пяк, Г. Пяк]. Оба варианта гадания известны представителям обоих народов, но гадание с помощью топора для определения реин-карнировавшей души у обских угров обычно не использовалось. И у тех, и у других информация о возродившемся предке могла прийти также через сновидения.

Сугубо ненецким вариантом является гадание на оленьих жилах, которое проводилось и при рождении ребёнка. Встречается оно и у лесных ненцев: «С тем, чтобы предугадать судьбу ребёнка, шаманки нередко обращались к духу огня, используя при этом оленьи жилы и нож.» [4, 175]. На материале пуровских лесных ненцев этот вид гадания описан так: помощники натягивают жилку, а гадающий берёт нож и начинает её резать снизу-вверх, задавая вопросы духам или разговаривая с огнём. Если жила не режется - отрицательный ответ [15, 71, 75-76]. Но в отличии от ненцев Нумто, ненцы Пура не определяли в ребёнке возродившегося предка.

О разнообразии приёмов гадания нумтов-ских лесных ненцев информантка высказалась так: «Если ребёнок плохо спит, то надо имя определить вместо кого он родился. Гадающий человек - его приглашали... Некоторые путём гадания на топоре спрашивали... или гадали, перерезая оленьи жилы. У хантов по-другому спрашивают». Она же отмечает: «Если ханты и ненцы смешались - то по хантыйскому обычаю спрашивают... Через сны могли определить кто возродился» [ПМА: Логаны].

Справедливость утверждения о преобладании в смешанных семьях хантыйского гадания подтвердили сразу несколько информантов. Так, в семье, где муж - ханты и жена - ненка, супруга гадает хантыйским способом: «Если ребёнок плачет - нужно узнать, "найти" [кто возродился]. Когда [правильно] определяют - ребёнок не будет плакать, будет спокойно спать. У племянника <...> девочка родилась, плачет, не спит. Тамара стала поднимать - мама воскресла» [ПМА: Кантеров]. Там, где отцы -ненцы, мамы - ханты: «Обряд делали, бабушки подымали.» [ПМА: Т. Пяк]; «Если не знают, кто возродился, то проводили обряды - поднимают ребёнка на подушке, спрашивают» [ПМА: Сташкина].

На вопрос: «По какой родовой линии возрождаются умершие предки?» получены разные ответы: «Рождаются по отцовской линии» [ПМА: А. Пяк]; «Могут возродиться как по отцовской, так и по материнской линии» [ПМА: Т. Пяк]; «Обычно по отцовской линии, редко-редко - по матери.» [ПМА: Логаны].

Информанты отмечают, что, как правило, от предка к новорождённому передаются его физические особенности и нрав: «Очень похожи могут быть характером и внешне», «Способности передаются - тоже мастерами становятся; лень [тоже] передаётся.» [ПМА: Т. Пяк]; «Ребёнок может перенять характер, трудоспособность, если близкий родственник - то тоже» [ПМА: Логаны]; «У Мыты родился сын в честь дедушки, у которого замерз палец, - и мальчик родился с таким пальцем, и его в честь дедушки назвали.

Характер такой же был, «ясно видел» как дедушка» [ПМА: Г. Пяк]; «Дочка старшая родила - у ребёнка причёска ёжиком, как у его уяксум» [ПМА: Т. Пяк].

Важное значение в среде нумтовских ненцев отводится традициям имянаречения: «Имя [того], вместо кого ты родился - это [твоё] второе имя. Раньше у ненцев давали имя при рождении, оно скрывалось <...> для защиты ребёнка. А второе [имя], вместо кого родился - уяксас
- не скрывалось, т. к. люди могли [его] сами определить» [ПМА: Сташкина]; «Два имени у ненцев: одно русское имя, другое - ненецкое (вместо кого родился)» [ПМА: Логаны]; «Имя при возрождении такое же дают. Во мне дедушка Ахуи по отцу возродился. Александр - это первое имя, но есть также ненецкое имя, как у дедушки, - второе имя» [ПМА: А. Пяк].

Передача младенцу имени покойного встречается и у аганских лесных ненцев, в то же время «при живом предке нельзя давать его имя детям. Но если старик желает уйти в иной мир, он просит дать его имя новорождённому. Такое желание стариков рассматривается, с одной стороны, как самоубийство, а с другой -как желание сохранить имя внутри рода» [14, 76]. В то же время, в традициях имянаречения лесных ненцев озера Нумто, рек Аган и Тромъ-еган, находящихся в более тесном соседстве с хантыйским населением, наблюдаются различия в подобных традициях с пуровскими лесными ненцами, контактирующими с тундровыми ненцами, селькупами и энцами. Приведённые выше примеры свидетельствуют, что в среде нумтовских лесных ненцев имянаречение связано с верой в воплощение предков в живых людях, где «<...> помимо русских имён и «имён-прозвищ» встречаются имена настоящие <...> , принадлежавшие, в основном, их дедам и прадедам, то есть людям, как правило, уже умершим (что в целом противоречит традициям имянаречения, характерным для пу-ровских лесных ненцев)» [4, 181], у которых существует запрет на произнесение имён покойников и отсутствуют традиции, связанные с реинкарнацией.

Обычай давать в качестве второго имени -имя предка отличается и от обско-угорских традиций. У нумтовских ненцев также отсутствуют какие-либо сведения о нескольких параллель-

ных воплощениях одной души, что широко распространено среди хантов и манси: «Не известно, чтобы в нескольких детях возрождались. Одно и то же имя не давали» [ПМА: А. Пяк]. В то же время, к преемнику души могли обращаться не только по имени, доставшемуся от предка, но и по прежнему родству с этим предком, как и у хантов, в среде которых родственные связи традиционно подчёркиваются в повседневном общении (как существующие, так и бывшие -«от возродившегося предка»).

В сообществе нумтовских ненцев, также, как и у казымских хантов, люди, лично знавшие возродившегося, нередко рассказывают его преемнику о том, кем он был раньше [ПМА: Т. Пяк], а также могут показать ему места, связанные с его прошлой жизнью. Например: «Пяк Эльвира Вадимовна, по мужу - Лозямова. У неё был брат Костя. В нём воскрес дед Муза... Костя вылитый дед Муза, [особенно повторилась] походка. Ему показывали, где он жил недалеко от Нумто, где стояла избушка, где он ставил сети. [Говорили ему:] «Здесь жил Муза, здесь жил ты.»» [ПМА: Сташкина].

Семейные предания рода Вылла

В центре нашего внимания - семья покойного Андрея Кузьмича Вылла - по второму ненецкому имени - Ану Ямутовича (годы жизни: 1938-2013). Его жена - Екатерина Кузьминична (1938-2002) - казымская ханты из рода Вага-товых, была учительницей. Шестеро детей (на данный момент - это люди пенсионного возраста, двоих уже нет) - по самосознанию пян хасова («лесные люди», т. е. лесные ненцы), но знакомые и с хантыйскими традициями. В д. Нумто сейчас проживает только сын Владимир.

Считается, что «род лесных ненцев Вылла (Вылло/Вэлла/Вэлло) обнаруживает родство и с тундрово-ненецкими Вылла (Вэлла и т. п.) (начавшими активное расселение в сибирских тундрах лишь с 1920-х гг.), и с европейскими лесными ненцами Вылка (и Валейскими)...» [4, 249-250]. На происхождение фамилии Вылла проливают свет материалы пуровских лесных ненцев, согласно которым Ту Вылла был младшим шестым сыном верховного божества Нума и жил в шестом слое неба, мог посылать на землю огонь, выступая защитником всех обиженных. Переводится слово «вылла» как «вперёд-назад» и ассоциируется с зигзагом или молнией.

«Обозначение Ту Вылла как божества Грома и молнии в пантеоне ле сных ненцев может подтверждать особое расположение родового подразделения, одноименного по названию этому божеству, позволившее ему селиться в окрестностях главного святилища бога Нума - озера Нумто и считать эти места своей законной территорией» [4, 209-210].

Предки А. К. Вылла смогли разбогатеть, в предании это объясняется так: «Было три дедушки <.>. Один придумывал истории всякие. Второй - хорошо делал лук и стрелы, это мастерство кормило его семью. Каждый свой лук он продавал за маленького телёнка [имеется в виду детёныш оленя, оленёнок]. Через один-два дня [после обмена его на лук] он говорил [тому, с кем обменялся], что телёнок убежал, и так раза два мог сказать, и ему давали ещё. Так он сколотил огромное стадо оленей. Третий - приходил к купцам и брал у них продукты и вещи в долг. Записывался, называя им выдуманное имя - «Пиликант» (нен. 'Совсем уходящий') и уходил, а те потом уже не могли его найти <.> Итак, все три брата постепенно «перешли» в богачи» [ПМА: Сташкина].

В 1930-е гг. род Вылла был раскулачен. С этим временем связана история об отце А. К. Вылла: «Дедушка Ямута был очень богат. У него было три жены и три чума: каждая жила в своём чуме, имела своих батраков и батрачек <...>. И к батракам он относился хорошо, они не жили голодом <.>, у них всегда была хорошая одежда. Пришла Советская власть, началось раскулачивание - у него забрали многотысячное стадо, оленей угнали в совхоз. Сам же Ямута пел песню: «Ну и что, что угнали, ну и что, что забрали, но у меня ещё сорок быков.», и ушёл на Надым. На новом месте он женился ещё раз - на ямальской ненке. А на Нумто осталась его жена Ай-ману Вылла, из рода Нечу, она была на сносях [беременна сыном Андреем - Ану]. Потом она выходила замуж за мужчину из рода Пяк, но его как «врага народа» забрали в Тобольск за убой совхозного оленя. И Айману осталась уже с двумя сыновьями [у А. К. Вылла был брат Нипис Пяк]» [ПМА: Сташкина].

А. К. Вылла увидел своего отца только в 16 лет, когда тот приехал, чтобы забрать сына. Но Ану отказался: «Я не могу оставить маму».

Умер дед Ямута незадолго до того, как его нумтовские сын и внуки познакомились со своими надымскими родственниками (в 1990-е гг.). Его потомки знают, в третьей бригаде оленеводческого совхоза «Казымский» - олени дедушки Ямуты.

В детях А. К. Вылла - потомках дедушки Ямуты - воплотились его родственники, жившие здесь когда-то. У каждого из них два имени - русское и ненецкое. Последнее представляет имя предка, воплощением и продолжением которого стал каждый из них. Так, старшая дочь Ольга - это бабушка Солни (нен. 'Яркая, светлая'), как говорят близкие, она такая и есть; Татьяна - это Ыту-ката немя ('Бабушки Ыту мать'); в Марине возродилась Пучу-ката ('Гром-бабушка') - и она тоже соответствует своему имени, может «посылать стрелы»; в Наташе - Катали; Владимир - это Меукща-та. А душа дедушки Ямута ('Болтун') перешла к самому младшему сыну А. К. Вылла -Максиму.

После рождения дочери Ольги, или Сол-ни, родители обрели «новые имена». Андрея Кузьмича стали называть «Ольга неща» ('отец Ольги'), а его жену - «Ольга немя» ('мама Ольги'). У нумтовских ненцев принято родителей называть по первому ребёнку. Близкие представления отмечаются и у лесных ненцев Ага-на, согласно которым «душа старшего в роду является старшей» [14, 75-76].

Этот обычай стал причиной, почему иногда бывает трудно восстанавливать имена предков. Например, второе имя Татьяны переводится как 'Мать Ыту-ката'. У воплотившейся в Тане женщины было трое детей: старшая дочь - Ыту-ката, вторая - Эхо-ката, и сын - Струна-дед. «Ыту-ката - это бабушка Натальи Ивановны Вылла (Пяк). Эхо-ката - мама Тользиной Светы - она дарила мне подарки как от дочери, говорила мне: «Мама», угощала пончиками.». «Когда приехал Струна, мне говорили: «Твой сын приехал». А он с почтением относился, делал подарки, [дарил] глухаря, шкурку телёнка, конфеты.» [ПМА: Сташкина].

О своей реинкарнации Татьяна рассказала следующее: «Когда я родилась, это было в Ка-зыме, то сильно плакала день и ночь, успокоить не могли. Чтобы понять, почему я плачу, мама даже обращалась в больницу, но там я быстро успокаивалась, а после [ухода из больницы] опять плакала. Когда [мы] прилетели в Нумто, на младенца трёх месяцев [люди] посмотрели и сказали: «Ыту-ката немя». И я перестала плакать». Ыту-ката немя «была властная женщина, командир; половину своего женского рода держала в строгости, была хваткая». Такие качества проявлялись и в Тане, особенно в детстве: «Я тоже была командиром, сестёр-братьев оберегала, даже в приказном порядке.» [ПМА: Сташкина].

Отдельная история в роду Вылла связана с маленькой дочерью Владимира, в ней воплотилась душа его матери. Многие нумтовцы относятся к ней как первой учительнице, дарят ей ручки, тетради, говорят, что в будущем она будет хорошим учителем. Пётр Покати зашёл в дом, и даже точно не зная, кто в ней воскрес, сказал: «Ты - моя первая учительница, я был у тебя хороший ученик, ты мне всегда ставила пятёрки». Людмила Катык (Молданова) будучи в прошлом девочкой из чума, плохо говорившей по-русски, в детстве учила стихотворение, где вместо «Бежит матрос.» почему-то говорила: «Бежит матрас.», - эту свою детскую историю она рассказывала маленькой Кате - своей «первой учительнице». Лидия Аликовна Серга-чева (Логаны) в школе была слабой ученицей, маленькой Кате она говорила: «Мне надо было ставить двойки, но Вы мне их не ставили, а занимались со мной» и вспомнила как Екатерина Кузьминична давала ей учить стихотворение: «Жил на свете чудачок, сшил колючий пиджачок.», который она запомнила так: «Жил на свете чундачок, сшил колючий пендачок.». И маленькая Катюша все эти истории выслушивала.

Истории рода Вылла показывают живучесть традиций реинкарнации в среде нумтовских ненцев. Вера в то, что души предков продолжают жить в современных жителях Нумто, помогает им сохранять свою родовую память. История маленькой Кати Вылла наглядно показывает, как традиции реинкарнации влияют на межличностные отношения не только в кругу кровных родственников, но переносятся за пределы рода и могут носить межэтнический характер. Здесь хорошо присматривается влияние статуса предка на отношение к человеку, в котором возродилась его душа.

Обсуждение и заключения

Материалы нумтовских лесных ненцев свидетельствуют об активном бытовании у них традиций, связанных с верой в возрождение душ предков. Отсутствие подобных обычаев среди тундровых ненцев и пуровских лесных ненцев, а также использование для обозначения понятия реинкарнировать слова щяксаты» из языка казымских хантов, указывают на то, что эти традиции развивались под влиянием соседней хантыйской культуры. В то же время стоит отметить представления и ритуалы, отличающие их от хантыйских.

Так, в обрядах определения возродившейся души в семьях ненцев Нумто обычно прибегают к мужскому гаданию на топоре (в хантыйской культуре в данном случае этот способ мало применим). В родильных обрядах нумтовских ненцев также проводят гадание на оленьих жилах, исторически оно не связано с традициями реинкарнации и было направлено на определение судьбы ребёнка. В смешанных хантыйско-ненецких семьях распространено типичное для хантов гадание с поднятием младенца, а также определение возродившегося предка через сновидения. Нередко люди могли установить, чья душа возродилась, просто внимательно посмотрев на ребёнка.

Вера в реинкарнацию находит выражение в обычае наречения ребёнка именем предка, душа которого в нём воплотилась. Это ярко проявлено в культуре нумтовских ненцев: такое имя считается вторым и имеет охранительное значение. В то же время этот обычай противоречит мировоззрению пуровских ненцев, где традиции реинкарнации не проявлены и существует запрет на произнесение имён умерших.

В отличие от обских угров у нумтовских ненцев нет представлений о возможном воплощении предка в нескольких младенцах. Это объясняется тем, что имя предка после его смерти передаётся только одному потомку. А также нет информации о личном духе-охранителе «головы», у хантов она устанавливается одновременно с выяснением имени предка - возродившейся души.

Среди общих моментов, свойственных традициям лесных ненцев Нумто и казымских хан-тов, - важность определения реинкарнировав-шей души, выявление сходства между живущими людьми и воплотившимися в них предками, обычай рассказывать детям о тех, чью душу они унаследовали.

Источник