КОТЕЛ В МИФОЛОГИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ СЕЛЬКУПОВ

автор научной работы — Музей Антропологии И Этнографии, Степанова О. Б.

Процесс этнического возрождения и формирования новой этничности, протекающий сегодня у северных народов, выводит на первый план изучение традиционной культуры северян, которая, в числе прочих взаимосвязанных компонентов, эту этничность конструирует. Предметом данного исследования является традиционная культура северных селькупов, объектом - котел, как один из ее артефактов.

Каждая вещь/артефакт/этнографический памятник представляет собой исторический источник, несущий закодированную информацию об обществе, и может иметь разные подходы к изучению. В данной статье рассматривается символическая функция селькупского котла.

Исследование опиралось на материалы селькупского фольклора, почерпнутые из работ П.И. Третьякова [1], Н.П. Григоровского [2], А. Мордвинова [3], М.В. Шатилова [4], Е.Д. Прокофьевой [5-7], Г.И. Пелих [8, 9], И.Н. Гемуева [10, 11], А.В. Головнева [12], Д.А. Функа [13], Я.А. Яковлева [14], О.Б. Степановой [15-18], энциклопедии «Мифология селькупов» [19], а также на неопубликованные материалы автора, собранные во время нескольких экспедиционных поездок к селькупам [20-24]. Для проведения аналогий с другими народами использовались данные публикаций Н.П. Дыренковой [25], А.А. Попова [26, 27], Е.А. Алексеенко [28]. При проведении исследования применялся анализ, метод полевой работы, сравнительный и типологический методы, метод семантического анализа и т.д.

Котел в селькупском быту играл важную роль - он был единственной посудой, в которой варили пищу и кипятили чай. В мифологических представлениях селькупов отражается эта -бытовая - роль котла: член семьи, который варит пищу - обычно женщина, жена - в фольклоре позиционируется как «человек для котла», стряпуха. По тому, что варится в семейном котле, и как оно потребляется, оценивается социальное благополучие семьи и даются типологические характеристики героев. Однако если смотреть на котел через призму теории о семиотическом статусе вещей [29], в семиотическом статусе котла его «вещность» почти полностью затмевается «знаковостью».

Варение в котле и контакт с кипятком из котла в селькупских сказках ассоциируется со смертью и отправкой героя в потусторонний мир. Таким способом Лоз или великан Пюннегусе намеревается убить героя Ичу, и именно так Ича, в итоге, убивает его дочерей - разделывает их на куски и варит в котле, а самого противника побеждает, выливая ему в рот кипящее содержимое котла [30; 21, л. 26]. Семья людоедов собирается разделаться со своей невесткой, сварив ее в котле. Другая молодая жена - дочь медведя - размешивает еду в котле лапой, обваривает ее и через это действие она возвращается к своему отцу в берлогу, где они оба погибают от копья охотника [18, с. 13]. На спины сказочных героев - безносого и безухого племянников - старик с белой бородой, приходящий из-под земли и ворующий у них еду, выливает кипящий котел, что квалифицируется как покушение на их жизни. Ленивая жена подбрасывает ногти своего мужа в котел с его едой, из-за чего муж слабеет и умирает и т.д.

Варение в котле - прием селькупского фольклора, который возвращает к жизни погибших героев. В одной из сказок герой оживляет своего отца, убитого великаном Пюнокосом: достает сетью из озера тело своего отца, разводит огонь, подвешивает котел, укладывает в него своего отца, два дня держит его в котле с кипящей водой, и на третий день отец оживает [16, с. 49]. В аналогичном сюжете младший брат оживляет тела двух старших братьев: разжигает большой костер, складывает в него куски медведицы и ставит их варить на огонь. Потом разрубает на куски тела мертвых братьев, бросает в тот же котел и идет домой. Сидят они с отцом дома и вдруг слышат, что кто-то идет, разговаривает. Открывается дверь, и заходят братья, тела которых варились в котле вместе с медведицей. Братья заходят живые, здоровые, только с их лбов идет пар [9, с.58]. В тексте, записанном Г.Н. Прокофьевым, шаман оживляет своего брата, убитого другим шаманом. Он кладет труп убитого в котел и долго варит, сопровождая этот процесс шаманским пением. Затем ставит новый чум, внутри чума стелет новую оленью шкуру, на эту шкуру опрокидывает содержимое котла, и всю ночь шаманит. Наутро, когда солнце поднимается на высоту лука, из чума слышится пение уже двух человек. Последующие ритуальные действия приводят к тому, что оживший брат встает и идет, опираясь на посох [5, с.66; 6, с.107].

В сюжетах об убиении/оживлении героя через варение в котле описывается переход человеком границы жизни и смерти, земного и потустороннего миров, в двух направлениях - туда и обратно. Очевидно, что варение в котле здесь трактуется как способ такого перехода.

Этим же способом переходят границу земного и потустороннего миров и попадают на небо божественные животные - Медведица и Лосиха. В космогоническом мифе о появлении на небе созвездия Большой Медведицы убитая героем и сваренная в котле медведица-людоедка поднимается на небо, становясь созвездием, т.е. оживает в ином мире. Ковш созвездия Большой медведицы - тот самый котел, в котором ее сварили [9, с. 58]. В аналогичном мифе Лосиха, загнанная охотниками на небо и также сваренная в котле, там, на небе и остается. Созвездие Большой Медведицы селькупы называют также «Лось» (Паккы). Ковш этого созвездия - это котелок, в котором была сварена лосиха [5, с.63; 20, л.л.48-50]. Котел в этих мифах оказывается на небе и ассоциируется с небом и, следовательно, с потусторонним миром. В то же время он ассоциируется с божественными животными-первопредками. В древних слоях мировоззрения селькупов вселенная представлена огромным зверем (первопредком), на спине которого живут люди. Умирая, через рот животного, они попадают в его утробу - мир мертвых, инобытие, где проживают новые жизни. То есть котел ассоциируется с потусторонним миром, духом-первопредком и его утробой.

Наглядное представление о том, как в верованиях селькупов связываются котел, иной мир и утроба тотемного животного, дает также фольклорный сюжет, где герой, потеряв лыжню, попадает в иной мир - дом духа, в котором варится обед: на шее безголового журавля висит котел, и из трубы чувала в его сыплются лягушки и ящерицы [2, с.37-42]. Духом-предком, от которого ведут свое происхождение селькупы, в этом сюжете выступает журавль (у селькупов были зафиксированы роды Журавля), его «утроба» здесь прямо рисуется котлом. Падающие в котел-утробу лягушки и ящерицы - это умершие люди, перемещающиеся из мира живых в мир мертвых. Ящерицы и лягушки - тоже древние духи-предки селькупов. В мифологических текстах люди рода какого-то животного часто изображаются этим самым животным.

Аналогичная схема попадания в потусторонний мир присутствует в мифологических (шаманских) текстах других народов Сибири, в них духи-предки расчленяют инициируемого шамана, поедают и/или варят его тело в котле, вследствие чего шаман обретает природу духа.

Мысль о том, что котел у селькупов воспринимался духом, подтверждают данные М.Б. Шатилова, который во время своих этнографических экспедиций неоднократно сталкивался с явлением почитания котлов-духов. «Возвратившись в юрты Тюхтеревы, я вечером осмотрел еще одну амбарушку-лабаз и после больших переговоров со стороны остяков получил оттуда жертвенный приклад - «кого-кох», в виде большого собрания различных кусков материи, лент, шкурок белки, колонка, медных и оловянных подвесок и, наконец, небольшого старого сильно закопченного плоского котла. Все это были жертвы молящихся, и недавнего происхождения, причем приклад этот был у иконы, но отношение к этому прикладу было точно такое же, какое к истуканам, «старым богам» или как их называют остяки, «шайтанишкам»... Меня предупредили, что приклад этот все равно «шайтанишка» [4, с.154]. «Третий приклад, найденный мною в юртах Пыжиных-Заречных, представляет наибольший интерес. В прикладе этом мною обнаружены на одной полке следующие предметы: полуистлевшая икона и череп медведя; то и другое убраны различными приношениями - кусками материи, шкурками (почти совершенно истлели) и медными подвесками. Здесь же находился и жертвенный котел. Приклад этот был передан в мое распоряжение И.А. Сагандуковым и принадлежал еще его отцу и деду и находился в полуразвалившемся, очень старом лабазе» [4, с.158].

В примерах, взятых из полевых материалов М.Б. Шатилова, котел служит частью приклада, жертвы, посвященной духу, и сам является духом. Ту же сущность - духа и жертвы духу - имеет котел в сказке, где жертвенный котел был сделан героем из пятки духа/черта [19, с.322].

По сведениям А.В. Головнева, котел и утроба обозначаются одним словом - 'чи' [12, с. 257, 502]. Лексема 'чи' обозначает чашу/котел также в селькупском названии неба. По данным Е.Д. Прокофьевой, небо, по-селькупски 'нут шунчи', в дословном переводе 'нутро неба', 'полость неба', представлялось селькупам полостью, перевернутой над землей в виде огромной чаши (котла) [5, с.65; 6, с.109]. То есть лингвистические материалы также указывают на то, что котел имеет прочую связь с утробой (духа) и небом (верхним инобытием).

А.В. Головневым был записан мифологический текст, в котором рассказывается, что подземный потусторонний мир тоже возник из котла: когда после совершения многочисленных подвигов герой Коркы Пачкы Ийя (Медведя и Пачкы Сын) постарел, он, почувствовав, что силы покидают его, предложил жене поставить посередине чума пустой котёл и ходить вокруг него посолонь. Ходя по кругу, пара вместе со своим чумом погрузилась в землю. В данном тексте, где котел «образовал» «чашу» подземного мира, также проступает связь этого котла и подземного мира с телом духа.

Еще один похожий пример на эту тему: название культового места на острове Шапочном у р. Шуделька местные селькупы выводят от «шапки» - круглой металлической крышки от большого чугунного котла с прикладами [14, с, 40].

В практике селькупских шаманов котел - явный образ потустороннего мира. В нескольких сохранившихся описаниях камланий селькупских шаманов говорится о способе использовании котла. Из котла-иного мира собираются на зов шамана его духи-помощники, в котел «уносится» шаман, начиная свое экстатическое путешествие по потустороннему миру: «Котел лежит. Оттуда выходят черти. Вверху палочка. Душа (шамана) на палке качается. Потом спускается. Его (шамана) язык тянет из котла червей. Его голос тащит. Черти тащат язык в котле. Я туда в котел унесусь» [8, с. 56]. П. Третьяков сообщает: «Иногда шаман предоставляет окружающим обвязать себя веревками и в таком положении ложится посреди чума вблизи опрокинутого котла. Присутствующие при последнем фокусе, сидя в потемках, вскоре слышат постепенно усиливающееся бряцание котловой дужки, это означает, что из-под котла выскакивают подземные духи» [1, с. 437]. По материалам Е.Д. Прокофьевой, при камлании в темном чуме котел мог быть заменен железной опрокинутой миской или ведром: «Брякает железная миска - зверь тут, в чуме. Будто множество маленьких роговых копытцев цокают по полу и по железной миске» [7, с.67-68]. То есть котел в шаманской практике играет роль иного мира и одновременно входа в иной мир.

Таким образом, мифологические сущности котла - замкнутая полость/пространство потустороннего мира, утроба духа и сам дух. Сущности эти теснейшим образом связаны и «ведают» вопросами жизни и смерти - они могут убивать и оживлять фольклорных героев. Прояснив мифологическую «природу» котла, можно интерпретировать фольклорные сюжеты, где котел выступает волшебным, магическим предметом.

В сказках котел часто спасает героев. В этих случаях он выступает духом, доброжелательно настроенным к своим хозяевам. Котел слышит шаги крадущегося ночью врага и начинает глухо гудеть им в такт. Лицо кунема - людоеда, беглого заключенного, отразившееся в
котле накануне его прихода на стойбище, помогло семье охотников избежать беды. Пустой котел, который женщина прихватывает из дома и выбрасывает в реку, убегая от злого духа, спасает жизнь ей и ее ребенку: лоз принимает котел за ребенка, что позволяет женщине доехать до людей.

В ряде сказок, где дух-котел помогает своим хозяевам, стоит выделить тексты, в которых мальчик-герой спасается от духа-людоеда под перевернутым котлом. Таким способом избегает смерти мальчик в сказке «Карында»: «Бабка взяла и внука спрятала в большой котел, где бересту варили, перевернула его, внук упирается, плачет, бабушка ему говорит: «Тихо сиди, сейчас этот людоед и тебя съест!». Мальчик притих. Людоед всех съел. Людоед зашёл в чум, где бабушка с внуком жила, и видит, бабка вся седая, костлявая. Он и говорит ей: «Ладно, не буду тебя есть! Сама и так скоро умрешь!» И домой улетел. Бабушка подождала немного и выпустила внука» [24, с.17]. Аналогичный сюжет присутствует в сказке, записанной И.Н. Гемуевым [11, с. 149] и т.д.

Селькупские сказочные сюжеты, где котел пустой, а внутри него оказывается ребенок, которому он спасает жизнь, вызывают ассоциации с кетским мифологическим сюжетом, где в котле заводятся дети [28]. У селькупов тоже записан подобный текст, только вместо котла в нем фигурирует чашка. Согласно этому тексту предки селькупов - богатыри - «спать ложились, потом плевали в чашку, и там заводился ребенок» [31, с.342; 9, с.77]. Поскольку в сеансах шаманского камлания котел нередко заменялся миской или ведром, чашку можно смело рассматривать аналогом котла и считать, что названные сюжеты подчеркивают жизнедательную функцию котла в образах потустороннего мира и духа, в которых он воплощается. Это дает возможность расширить семантическую характеристику котла - он не только спасает жизни героев и воскрешает их из мертвых, но также обладает способностью «родить» ребенка.

В тексте «С огненным дыханием человек» герой «однажды утром проснулся - на улице перед чумом сверху, с неба, такая штука висит на веревке, как котел, только деревянная, как большая тарелка. Положил туда свои шмотки, - висит не падает, одеяло положил - все висит, и еще место есть внутри (то ли расширяется). Кладет, кладет, - все место есть. Думал-думал, что делать, придумал: «Дай-ка я сам сяду, может быть, меня куда-то унесет». Как сел, сразу стала подниматься эта штука. Летит над лесами, над озерами» [22, с. 9]. Здесь котел (аналог котла) выступает в образе транспортного средства, переносящего героя в потусторонний мир. О том, что котел был образом входа в потусторонний мир, уже говорилось выше. Образ транспортного средства добавляет к характеристике котла еще одну черту.

Интересен семантический статус котла в свадебном обряде (обряде сватовства) селькупов. А.В. Головнев называет его роль в нем «знаком брачного предложения» [12, с.257]. Использовался котел так: исполняя ритуал сватовства, жених укладывал в медный котел подарки семье невесты: платья, отрезы ткани, шкуры пушных зверей, рубашки, вязки бус. Котел относился в чум невесты и молча ставился на пол. Если родителей невесты подарки устраивали, и они изъявляли согласие отдать дочь замуж, котел оставляли. Если нет, котел относился обратно в чум жениха [3, с. 43; 10, с. 108]. Возвращенный котел укладывался набок, это был знак отказа. Нельзя было переворачивать котел вверх дном, это считалось плохой приметой [11, с. 153]. По всей видимости, подарки, уложенные в котел, не столько имели смысл «выкупа» невесты, сколько являлись пожеланием материального благополучия, «дома - полной чаши»: котел в сознании селькупов был моделью потустороннего мира, мира духов, из которого, как они считали, они получали все жизненные блага. Очевидно, что перевернутый котел - возможно, только в варианте обряда какой-то одной группы селькупов - символизировал противоположные качества потустороннего мира, враждебные человеку.

После рассмотрения роли котла в обряде сватовства, можно с большой долей уверенности сказать, что в мировоззрении селькупов существовало отдельное понятие жертвенного котла или котла-жертвы. Жертву в виде котла, символизировавшего блага, исходящие из потустороннего мира, селькупы приносили как в обязательном порядке (в обряде сватовства), так и в избирательном (почитаемым духам).

Помимо обряда сватовства, котел также фигурировал в погребальном обряде селькупов, однако не как воплощение потустороннего мира и духа, а как бытовой предмет: он входил в состав покойницкого сопроводительного инвентаря, то есть «отправлялся» с умершим хозяином на «тот» свет, где, как считалось, продолжал служить ему в следующей жизни. При этом дно котла пробивалось: обычай портить имущество покойного объясняется представлениями о том, что в мире мертвых все испорченное, сломанное.

Итак, котел в мифологическом мировоззрении селькупов имеет самый высокий семиотический статус, который почти затмевает его «вещность». Котел воплощает в себе потусторонний мир, полусферическое, куполообразное пространство этого мира, как верхнее, небесное, так и нижнее - подземное. Одновременно котел представляется каналом связи с этим миром - служит входом в инобытие и транспортным средством, доставляющим туда героев. Вместе с тем котел является ипостасью духа - хозяина мира духов и покойников. Соответственно этим воплощениям, котлу приписываются магические свойства давать человеку жизнь -порождать, возвращать, спасать, поддерживать путем дарования всяческих благ - и отнимать ее или понижать ее качество.