ЯРУСЫ НЕБЕС В АЛТАЙСКОМ ШАМАНИЗМЕ

ЯРУСЫ НЕБЕС

Каждый ярус небес имеет своих обитателей, и небесная «этажерка» позволяет подчеркнуть их ранжирование. Наверное, в прошлом на Алтае существовало множество вариантов модели мира, разнились имена небожителей. Это понятно, так как сложным был и этнический состав алтайцев. Но в каждом случае свершалось чудо: немое, косное вещество оживлялось и одухотворялось, начинало жить собственной жизнью.

По представлениям алтайских шаманов, за солнцем и месяцем, выше звезд, живет Ульгень во дворце с золотыми воротами. Чтобы достичь Ульгеня, надо преодолеть семь или девять препятствий (пудак), но шаману это не под силу, и большинство добираются лишь до пятого препятствия, где находится Золотой кол. Вероятно, «препятствия»— это понятия, равнозначные слоям неба. Кстати, всегда отмечается, что шаману т р у д н о подниматься на небо: он «пробивает» небесные слои, пробирается через зыбучие пески, карабкается по косогорам... Ульгеня называют творцом солнца и луны, небесного свода, радуги, огня. Он посылает на землю дождь и град, мечет молнии и говорит голосом грома.

Сыновья и дочери Ульгеня тоже живут на небе и считаются духами чистыми. Среди сыновей наиболее известен Каршыт. Кроме них к небесным духам относятся «сотрудники» Ульгеня. Главный здесь — Уткучи. Когда шаман совершает жертвоприношение, Уткучи встречает его с жертвой у Золотого кола и ведет с ним переговоры, сообщает шаману волю Ульгеня. Есть также пара духов, наблюдающих за земной жизнью человека: Суйла и Карлык. «С конскими глазами хан Суйла» видит на огромном расстоянии — в тридцать дней конского пути. Он еще и переводчик, называемый двуязыким, сообщающий обо всех земных новостях Ульгеню. Карлык — его ближайший помощник, он сопровождает шамана с жертвенным животным. Но самым главным среди этих небожителей называют Яика (Дьяика). Он был послан Ульгенем на землю с тем, чтобы охранять человека от зла, давать жизнь всему. Говорят, что Яик — часть самого Ульгеня, как бы «отколовшаяся» от тела небесного бога.

Яик как посредник между Ульгенем и человеком почитался алтайцами повсеместно. Только с его помощью шаман может совершить восхождение на небо. В целом этот персонаж довольно загадочный. С одной стороны, он вполне традиционно описывается как всадник—это обычный «облик» небесных духов:
Вестник Улгень-бия,
С каймой из красной тучи,
С глухим (замкнутым) поводом из радуги,
С плетью из бледной молнии,
На небе язык (весть, приказание) берущий, светлый Яик!

За очагом, у дальней от входа стены юрты прежде ставили две березки, а между ними протягивали белую волосяную веревку. К этой веревке прикрепляли изображение Яика: из белой материи вырезали фигуру с головой, ушами, руками, ногами и хвостом. Ноги обшивали красной лентой («с каймой из красной тучи»). Это символическое изображение зайца. На правобережье Катуни к шнуру просто подвешивали зимнюю шкуру зайца-самца. Быть может, заяц символизировал здесь идею плодородия, вполне созвучную функциям самого Яика? Но еще более странным кажется обращение к Яику, в котором тот называется «четырехкосой матерью». Сопоставив все данные, можно предположить, что Яик не случайно зовется матерью — такая фигура просто необходима в архаичной картине мира. Она закономерно дополняет «мужскую»
сущность Ульгеня, является его «частью» или «долей».

Несколько иначе видел небесный мир шаман Копдратий Танашев из рода Тангды. В 1929 г. он нарисовал «карту» шаманской Вселенной и дал подробные к ней объяснения этнографу Л. Э. Каруновской. Небесную сферу он поместил выше свода Неба. Там, в центре Неба, на его девятом слое, высится красная гора. На горе стоит кошемная юрта — это дворец высшего небесного духа Кок-Монке адазы. Он сотворил Небо и Землю. Здесь же находится его супруга — Ака-Монке энези. Из дымового отверстия юрты высшего духа растет дерево с золотой лентой. Раз в три года в жертву высшему духу приносят серую лошадь и белого, без единого пятнышка барана. Кости и шкуру складывают на жертвенник и сжигают, чтобы дым и запах достигли верхнего мира. У Кёк-Мёнке есть сын Бай-Ульгень (Священный Ульгень) и дочь Яжил-хан. Слева от красной горы шаман поместил сыновей Ульгеня.

В общем, мы видим тут модификацию уже рассмотренной схемы, только сам Ульгень несколько «понижен» в должности и верховным богом называется его отец. Но функции небесных духов при всех закономерных разночтениях оказываются удивительно схожими. Все они причастны к возобновлению на Земле жизни. Потому и в обращении к Ульгеню говорится:

Чтобы поклонялись больше, семью умножь!
Чтобы на жертвенник положить, лошадей давай!
Молящихся тебе умножить дай!
...Нашего племени создатель!
Стада лошадей воспитатель!

И в этой версии мироздания мы обнаружим распределение духов по слоям Неба: Яжил-хан живет на втором слое Неба, Ульгень — на третьем и т. д. А на самом верху, над небесными горами, шаман нарисовал солнце (слева) и луну (справа).
В алтайской эпосе герои то и дело пересекают границы своего — среднего — мира. И конечно, сказителю приходится упоминать ,о деталях устройства мифической Вселенной. В сказании «Алтай Бучай» погибает главный герой. Его конь, Темичи-ерен, отправляется искать место, «где Алтай Бучай зародился», с тем чтобы оживить хозяина. Матерью героя оказывается дух белой тайги, Белая старуха (Ак-Эмеген).
Выслушав коня, она говорит, что только дочь небесного Белого Бурхана сможет оживить Алтай Бучая.
Старуха решает сама отправиться в небесный мир.
Вот как ее путешествие:
Белая старуха Ак-Эмеген, дух Белого Алтая, поднимается в верхнюю область (устуги орон). Две передние ноги у коня Темичи-ерена пляшут, две задние ноги идут иноходью. Едет (старуха) далее, черная пыль (следом) несется. Алтын-Таджи, дитя небесного царя, сидит на сине-сером, железного цвета, коне. Алтын-Таджи спрашивает:
— Дух белой тайги, Ак-Эмеген, Вы куда поехали? т
— Еду в гости к Ак-Бурхану (Белому Бурхану).
Алтын-Таджи говорит:
— Внутри голубого Алтая посмотрим иноходь двух (коней)?

Потом они пустили своих иноходцев. Белая старуха туда-сюда потрясла коня Темичи-ерена; на месте, где он стоял, сделался вихрь. Туда-сюда посмотрели — белая старуха едет уже на месячном расстоянии. На месте, до которого старуха доехала, она подождала Алтын-Таджи. Дитя Алтын-Таджи смотрит и удивляется.
— Мне бы на таком коне ездить,— говорит.
После поехали далее, (навстречу им) клубится тонкая пыль. Подъехала Кумуш-Таджи (Серебряная Таджи), дочь Солнца-царя.
Спрашивает:
— Дух Белого Алтая, Ак-Эмеген, куда Вы едете?
— Еду в гости к Бурхану,— отвечает (Ак-Эме-
ген).
— Иноходь немножко посмотрим?
Ак-Эмеген тряхнула рот коня Темичи-ерена туда-сюда; на том месте, где она стояла, лишь вихрь остался; туда-сюда посмотрели — Эмеген едет на двухмесячном расстоянии...
В третий раз старуха встретила дочь Бурхана АкТаджи, и повторилась та же история. Наконец все вместе они «приехали к дверям Ак-Бурхана и слезли
у золотой коновязи с шестьюдесятью отростками».
Таков путь в небесный мир по данным эпоса.
И здесь мы видим, что на самом верху в золотом дворце живет небесный бог, дочери которого распоряжаются жизнью и смертью человека. Кажется, что нет и упоминания о слоях неба. Однако путь на небо описывается как имеющий три остановки: это встречи с тремя дочерьми Бурхана. Подразумевается, что каждая из них занимает свое место в небесном мире,
вполне сопоставимое с небесным слоем. И здесь путнику приходится прилагать усилия для преодоления пути (скачки наперегонки). Но вот что примечательно: двигаясь по горизонтали, Ак-Эмеген попадает в в е р х н и й мир. Такова геометрия мифической Вселенной. Мы традиционно считаем, что у древних обитателей Сибири бытовала трехчастная модель мира, в которой средний мир человека имел как бы два «отражения»— мир небесный и мир подземный. Это так, но данная модель мироустройства строится по вертикали, и так же, по вертикали, осуществляется связь между мирами. Шаман или герой сказания здесь должен п о д н и м а т ь с я вверх (лететь, взбираться на дерево), чтобы попасть в небесные сферы. Но кроме того, в мироощущении аборигенов Сибири есть следы иной — горизонтальной — доминанты мира. Поэтому удаление от своего дома, вперед ли, вверх ли, однозначно приводит героя (шамана, богатыря, духа) в мир иной. Покидая пределы обжитого, хорошо знакомого мира, герой попадает в края неизведанные, чужие, странные. Какой это мир — небесный или подземный — не столь уже важно. Этот вопрос решается
ситуативно, в зависимости от того, куда хочет попасть герой. В принципе оба «иных» мира сливаются, объединяются их внеположностью миру человека. Все свое — внутри, все иное — снаружи, вовне, вдали...
И чаще всего герои эпоса просто удаляются от своего стойбища, а расстояние измеряется не столько днями или даже годами пути, сколько качественными изменениями окружающего мира.

Встречаются в сказаниях и эпизоды, когда герой отправляется в царство Эрлика. Вот герою сказания Аин-Шаин-Шикширге понадобилось побывать в мире Эрлика, и он просит о помощи старуху-шаманку. Сначала пришлось греть на огне ее медный бубен (в действительности шаманский бубен перед сеансом камлания нагревали, сушили над огнем очага; это называлось «сделать бубен летним»),
...В семь дней бубен высушили. Сто жгутов и ремней (висящих на плаще) разостлались по земле, сто подвесок стали звенеть. Надела шаманка мантию со ста жгутами, которые стелются по земле, взяла в руки медный бубен, сто жгутов разостлались, покрыли землю. То место, где сидела, есть, а того места, куда исчезла, нет. Стук медного бубна где слышится, где не слышится и исчез в нижней области.
После того как стук от медного бубна исчез в нижней области, семь суток не было слышно о кам-эмеген (старухе-шаманке). Через семь суток кам-эмеген, кружась, спустилась в дымовое отверстие юрты. (Старуха) привязала медный бубен, сняла камскую шубу. Говорит:
— Не достигла до Эрлика. Достигла лишь до половины земли. Оказывается, страшно грубая (трудная) -земля. Достичь-то ты) можешь достигнуть, но сомнительно твое возвращение. (Я) достигла до разветвления семи дорог. Но, дитя мое, я провожу тебя до пасти ада.
Старуха встряхнулась и, сделавшись птицей Кан-Кереде, уселась. Аин-Шаин-Шикширге с двумя женами втроем уселись ей на крылья. Эмеген, кружась,
спустила их к отверстию ада...
Дальше герой отправился один, и путь его лежал вниз. Он бросился в отверстие ада, сидя верхом на коне. Там была тьма, как во время затмения луны.
По пути к Эрлику он преодолевает ряд препятствий.

Чтобы сделать проходимым болото, он бросил горсть песка, взятого дома, и сказал: «Отцовское хорошее болото, будь ты Алтаем!» И желтое болото превратилось в сухое место. Такой силой обладали земля родины и ее имя...
А вот картина подземного мира в интерпретации шамана Танашева. Л. Э. Каруновской стоило больших трудов разговорить своих собеседников. Они избегали называть по имени жителей нижнего мира и вообще с неохотой рассказывали о нем. Танашев нарисовал «карту» своего путешествия к сыну Эрлика — Темир-кану (Железному хану).

Сначала шаман (точнее, его душа) летит на вершину горы, что находится еще на земле. Там шаман просит светлых духов защитить его и жилище, а потом спускается к отверстию в земле — земной щели. Протиснувшись в щель, шаман оказывается уже в подземном мире — там, как водится, нет ни солнца, ни луны. Первым делом шаман поднимается на вершину горы, где его поджидают дочери Эрлика (об их нравах мы уже упоминали). Девицы проводят время в играх и катаниях с гор. Если шаман избежал соблазна, дальше его путь лежит по ровному, лишенному растительности месту. Он подходит к обширному болоту, где пять коз стремятся присвоить душу кама, потом — к озеру из людских слез, озеру из крови самоубийц, случайно смертельно порезавшихся. За озером душа шамана поднимается на возвышение в виде столба: здесь делают остановку души умерших, здесь же шаман узнает о будущем той семьи, для которой он камлает. Зетем кам встречает камень с отверстием, через которое ему надлежит пролезть, преодолевает лес и, наконец, прибывает к бездонному озеру с черной водой. Мостом через озеро служит один конский волосок. Преодолев озеро, кам летит над горами Темир-кана и попадает в место, где под землей живут умершие предки. Пройдя по грязной дороге, шаман встречается с дочерьми Темир-кана, а они, как и дочки Эрлика, пытаются его соблазнить. И наконец, шаман у цели — перед ним кошемиая юрта Темир-кана.

Нетрудно видеть, что небесный и подземный миры устроены однотипно: те же горы, препятствия, юрты дворцы главных духов. Каждый мир копирует мир земной, его основные элементы ландшафта. В обращении шамана Танатпева к обитателям подземного мира есть даже перечисление слоев земли, на каждом из которых живет один из сыновей Эрлика. Так что равновесие в устройстве обоих миров несомненно. Обращения к сыновьям Эрлика выдают в Танашеве незаурядного мастера слова, которому под силу создать яркий образ. Вот он говорит Темир-кану:
Западный черный дух,
С семью крепостями Темир-кан,
С широкими железными плечами,
Круглая железная утроба!
Человеческой кровью утоляющийся!
Человеческим мясом питающийся!
• На темногривых лошадях носишься!
От великого Эрлика произошедший,
От всемогущего Эрлика произошедший...
Подобно гребню имеющий зубы,
Подобно мялке имеющий челюсти,
Наподобие моря имеющий легкие,
Подобно тайге имеющий сердце,
С переплетающимися ногами ходит!
С холодным черным дыханием!
С хвостом до земли!
С топотом земли походка!..

Глядя на рисунки шаманов, читая описания мира иного в алтайских сказаниях, приходишь к выводу, что устроен он очень мудро и экономно. Эти люди понимали, что мироздание есть нечто ц е л о е и целесообразное, хорошо сбалансированное и взаимосвязанное. В их картине мира случайных черт нет, как нет и случайных персонажей. В то же время, эта картина весьма лаконична, написана скупыми мазками.
Намечены лишь наиболее важные точки ландшафта, но вовсе нет подробностей, нагромождения деталей, которые с нашей точки зрения, придали бы картине куда большую достоверность. Строго говоря, сам иной мир обрисовывается лишь в той мере, насколько это необходимо для описания п у т и героя или, шамана.
Иногда достаточно лишь намека, чтобы воображение слушателей дорисовало остальное,— ведь сказители и шаманы лишь формулировали неясные идеи и образы народного менталитета, заостряли их и облекали в слово, жест.