Ножи, мечи и прочее волшебное оружие

Шаман обычно располагает традиционным ножом или мечом, именуемым боогиин хэлмэ («шаманский меч»), находящим различное применение в обрядовых действах, а самое непосредственное — угрожать недругам и враждебным духам. Размер меча не важен: сила шамана после его единения с духами приобретает ту мощь, которая требуется для обрядовых действий (в духовном мире). Некоторые шаманы используют свой меч, подобно посоху, в качестве ездового животного при совершении шаманского путешествия. Шаман сосредоточивается мыслями на мече, чтобы погрузиться в то состояние сознания, которое требуется для путешествия и соединения с духами.
Для обрядовых нужд шаманы могут располагать и иными видами оружия в натуральную величину или уменьшенных размеров. Чаще всего это лук со стрелами, копье и секира. Весьма распространен крохотный лук со стрелами. В сказании об Абае Гэсэре герой пользовался луком из ивовой лозы и стрелой из липовой щепы. В духовной реальности они превращались в огромный лук и черную стрелу, сразившую владыку демонов-ракшасов Абаргу Сэсэна («гигантский-мудрый», иное прозвание Андулма-хана), подобно молнии, после того, как Гэсэр произнес заклинание над стрелой.
В маньчжурском шаманизме, берущем начало от эвенкийской традиции сибирского шаманизма, шаман имеет множество крохотных копий и секир, которые становились огромными в духовной реальности. Свидетельством этого служит маньчжурский шаманский храм неба (Тяньтан) в Пекине, а копии предметов оружия можно купить. Использование игрушечного оружия указывает на то, что в традиции сибирского шаманизма размеры вещей легко изменяются, стоит им попасть в духовную реальность.
Достичь впечатляющих успехов шаман в состоянии и с помощью простых предметов. Подобно тому как изменяется размер оружия шамана, и сам шаман способен на превращения — в битве Гэсэра с черным чудищем Шэрэм Минаатой, или Ширем Минатой, никакое оружие не могло поразить супостата. Тогда Гэсэр отправился в верхний мир к матушке-богине Манзан Гурмэ Тоодэй, которая вручила ему шерстобитный прутик. Когда он вновь вступил в схватку со своим недругом, прутик превратился в грозное оружие, раскромсавшее Шэрэм Минаату на куски. Так же и вы, ввязываясь в борьбу со зловредными духами, можете воспользоваться палкой, если у вас нет никакого другого обрядового оружия: при соответствующем заклинании и соединении с духами любое оружие станет воплощением могущества духов.
Здесь

Для шаманства казахов, узбеков и киргизов характерно и обря­довое употребление ножа. Киргизский бакши демонстрировал при­
сутствующим, что он якобы протыкает в различных местах тело себе и больному без всякого вреда. Сообщения о казахах более
многочисленны и подробны и при этом не лишены преувеличений.
Вот одно из описаний (по рассказам населения).

В начале сеанца шаман поет заклинания, играя на кобызе, на­конец, «бросает на пол кобыз, схватывает в обе руки по ножу и в
состоянии умоисступления начинает бегать вокруг больной, разма­хивая ножами во все стороны... схватывает большой кинжаловид­
ный нож и наносит им удары себе по всему телу, нанося также удары этим ножом и киргизке [казашке. — В. Б.]. Кровь из ран
хлещет ручьями». Затем шаман «вонзает нож себе в живот... конец ножа показывается у него из спины. Киргизка между тем лежит
без чувств, как мертвая, в луже крови» [Комаров, 1905]. Это эф­фектное описание неверно. Ручьев и луж крови не было. Баксы,
действительно, умел внушать присутствующим, что всаживает в тело нож или кинжал, но зрителей удивляло как раз то, что он не
причинял увечий [Невольник, 1896].

Нож применялся в камлании для того, чтобы прогнать навре­дивших больному духов. Так, казахский «знахарь» (очевидно, бак­
сы), прибывший лечить от «падучей болезни» женщину, ударил ее плетью, а затем «взял довольно острый нож и вставил его в рот больной острием к лицу. Вставив нож, он ударил сверху в голову больную; от удара она довольно сильно порезалась. Все это дела­лось с целью, по мнению киргизов [казахов.— В. Б. ], напугать си­дящего в больной шайтана и чтобы он, испугавшись всего этого, оставил ее, т. е. вышел» [Крестов, 1877]. Балбике-баксы рассказы­вала: «Положив кобыз, отчитываю больного с ножом. Взяв нож в руку и призвав святых, прикасаюсь много раз к ранке и другим
местам и говорю: “Уходи, несчастный (палекет)!“ Боясь ножа, джинны убегают» [Байбосынов, 1982. С. 22]. Шаманка Жумакыз
в некоторых случаях после игры на кобызе брала в руки нож ост­рием к больному и мерно двигала рукой вверх — вниз. Она не делала
вид, что пронзает ножом себя или пациента [Басилов, 1975а. С. 120 ]. У казахских шаманов XIX — начала XX в. нож не был глав­
ным ритуальным предметом. О ноже обычно сообщается лишь тог­да, когда баксы брал его в руки. Лишь в одной статье читаем:
«Приехал баксы со своими инструментами: кобызом и ножом» [Жильцов, 1896]. Есть и сообщение о знахаре (вряд ли баксы), ко­
78торый лечил от зубной боли, применяя нож. Посадив больного так, чтобы его открытый рот находился над горящими светильниками, «знахарь накрыл больного с головой белым полотенцем... взял же­лезный поднос и, поставив его ребром, спинкой к больному, сам уселся напротив больного и, постукивая в поднос ножом, мерно раскачиваясь, стал напевать слова заклинания» [Т-в, 1903]. О знахаре, обладавшем духом «ак сайтан» и лечившем только с по­мощью ножа, я слышал в 1973 г. в Джамбульской области.

Нож известен и в современном шаманстве узбеков, причем в некоторых случаях он является единственным ритуальным инстру­
ментом. В 1980 г. вместе с X. Исмаиловым я посетил в г. Пайтуг Андижанской области 83-летнюю Джахонбуви Исмонову, невестку
шаманки Хаджарбуви, умершей в 1930-х годах. В набор ритуаль­ных предметов Хаджарбуви входили бубен, плеть и нож, хранив­
шиеся завернутыми в молитвенный коврик. Во время сеанса изле­чения некоторых болезней Хаджарбуви приказывала невестке иг­
рать на бубне, а сама бегала от порога комнаты к больному и об­ратно с плетью в одной руке и с ножом в другой, то поднимая, то опуская поочередно протянутые вперед руки. Когда Хаджарбуви умерла, Джахонбуви заболела: «мое сердце как-будто кто-то рукой схватил», плохо работали руки. Шаманки, к которым она обраща­лась с просьбой узнать причину болезни, говорили ей: «Духи (муаккиллар) твоей свекрови схватили твое сердце. Если, их приняв (буйнига олиб), одного барана [в жертву им] зарежешь [проведя обряд посвящения], после этого сама будешь детей лечить». Джа­хонбуви послушалась. Она совершила обряд посвящения, выздоро­вела и получила способность лечить детей. Шаманкой Джахонбуви не стала, так как не смогла соблюсти ритуальное затворничест­во — необходимую часть обряда посвящения, но стала знахаркой, которая несложными обрядами лечит от недомоганий младенцев (болани кинналаб ёиб куяман). В день нашей встречи к ней при­шла соседка с маленьким ребенком, и Джахонбуви на некоторое время уединилась с ней. Через открытую дверь можно было уви­деть, что знахарка сидит перед ребенком. Что-то приговаривая, она прикасалась плашмя лезвием ножа к завернутому в одеяло ре­бенку; мать младенца молча сидела рядом.
Холодное оружие употреблялось и в шаманских ритуалах уйгу­ров. В записях Н. Ф. Катанова 1890—1892 г. фигурирует сабля, с
которой парихон танцует, размахивая ею перед больным. Вечером на пятый день совершения обряда парихон приставляет к глазам
больного конец сабли, как бы колет глаза и спрашивает: «Кто они — встретившиеся тебе джинны? Каковы их имена?» — Паци­
ент называет имена духов. Парихон вновь тычет в него саблей и спрашивает: «Отдал ли ты мне своих духов вместе с их имена­
ми?» — «Отдал, отдал»,— спешит заверить его больной [Menges, 1933. S. 86]. Описан шаманский кинжал (ханджар), который «де­
лается из рябины (дулана) [ошибка? По-узбекски «долана» — 'бо­ярышник'. — В. Б.]. В кинжале три дыры, в которые продеты раз­ные лоскутья (яглык); на нем висят также два колокольчика (кунграк)» [Пантусов, 1907. С. 42]. Во время обряда уйгурский бакши «бегает с кинжалом вокруг веревки, трет им и колет больного...
Для изгнания из тела [больного] злого духа баксы [так! — В. Б.] кладет больного на подушку, тычет ему кинжалом в горло и глаза, а затем во все места тела (в лицо, живот, спину) усиленно и быст­ро» [Пантусов, 1907. С. 43]. Эти и подобные манипуляции с но­жом повторялись много раз.

У уйгурских перихонов имелся «шаманский меч» («кылыш») иногда небольшой, в форме кинжала. У больших мечей между лез­
вием и деревянной ручкой висели железные кольца, звенящие при движении. Узнавая причины болезни и способы излечения, шаман­ка держала в руках плеть и меч, которым она колола стену у ка­мина (вероятно, угрожая злым духам). Затем она танцевала, де­ржа меч в правой руке и плеть в левой. Во время обряда излече­ния она также танцевала, «замахиваясь мечом и плеткой на воз­дух, больше по направлению к выходной двери» и, помимо прочих манипуляций, колола мечом голову и шею больного, бряцала ко­локольчиками меча в такт музыке [Малов, 1918. С. 10, 13]. Саблю, а не нож обычно использовали в своих обрядах турк­менские шаманы еще в 1920—1930-х годах, сабля не раз упомина­ется и в описаниях ритуальных действий казахских баксы прошло­го века. Между саблей и ножом нет принципиальной разницы; ша­ман холодным оружием прогонял зловредных духов; если не было сабли, в дело шел нож, а уйгурские шаманы могли довольствовать­ся и деревянным кинжалом. Применение оружия в борьбе со злы­ми духами характерно и для народов Сибири. У алтайцев и хака­сов, например, оружие было представлено подвесками на бубне, у тувинцов, якутов, кетов и других народов — подвесками на одеж­де. У маньчжурских шаманов «имелись постоянные железные копья, трезубцы, сабли и др[угое] оружие, с помощью которого борются духи-богатыри» [Широкогоров, 1919, С. 80]. В Нацио­нальном музее г. Хельсинки хранится железный меч эвенкийского шамана. Мечи, сабли и ножи, очевидно, в Средней Азии и Казах­стане также издавна входили в набор атрибутов шамана как второ­степенные ритуальные предметы. Лишь в процессе мусульманизации, приведшей к упадку шаманства и утрате экзотических атри­бутов, нож с начала XX в. становится главным или основным обря­довым предметом у некоторой части шаманов.

Басилов В. Н.
Б 27 Шаманство у народов Средней Азии и Казахстана /Ин-т эт­нологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М.:
Наука, 1992.