АЛЫП-МАНАШ И КЮКЮЖЕК-ААРУ

АЛЫП-МАНАШ И КЮКЮЖЕК-ААРУ
1
Когда небо было сотворено, когда земля была сотворена, вме­сте с небом и землёй был сотворён Байбарак-богатырь, ездящий
на пятнистом, как барс, коне.
Когда луна была сотворена, когда звёзды засияли, вместе со звёздами и луной родилась прекрасная Эрмён-чечён. Она быстрей травы, как камыш, росла, диких коней сама заарканивала, сама усмиряла — объезжала. Равного ей силача на Алтае не было, равного ей смельчака на земле не нашлось.
Поперёк её тропы лишь Байбарак-богатырь отважился встать. Как медведь, Байбарак-богатырь грозно глянул — ни объехать его, ни с пути согнать.

Левой рукой он девицу Эрмен-чечен из седла выдернул, на землю опустил, сам на правое колено пал, правой рукой руку Эрмен-чечен крепко сжал.
— Отныне мы вовек неразлучны,— сказал.
— Всегда вместе будем,— молвила Эрмен-чечен и следом за Байбараком-богатырём из родного стойбища ускакала.
Весёлой переступью идёт под Эрмен-чечен неутомимый ино­ходец. Широко шагает пятнистый, как барс, конь, неся могучего Байбарака-богатыря.
А следом скачет разгневанный Сюмелу-пай — отец. Крепко­ злобно хлещет он восьмихвостой плетью крылатого коня. Вороно­крылый конь, как буран, летит, как вьюга, спешит. Но прекрас­ную дочь свою Эрмен-чечен Сюмелу-пай догнать не успел.

2.
Куда ворон не залетает — на краю голубой долины, куда со­роке не долететь — на краю жёлтой долины, у подножья ледя­ной горы, в долине, закрытой от всех четырёх ветров, раскину­лось стойбище Байбарака-богатыря. Здесь, в высоком аиле, ро­дился у прекрасной Эрмен-чечен сын Алып-манаш.
Родившись, Алып-манаш сразу на ноги встал, волосяной ар­кан в руки взял, бело-серого коня, узды не знавшего, заарканил, заседлал, в седло вскочил, тугой лук на плечо повесил и по­скакал на охоту. Первой стрелой белку достал, второй — росомаху уложил, третьей стрелой Алып-манаш-дитя сразил могучего барса, хо­зяина гор. Байбарак-отец снял с пояса широкий нож, наточил лезвие о скалу и надрезал шкуру. Шестеро силачей тут же подцепили и содрали её так чисто, что даже сорока не нашла бы на коже клочка мяса.
Эрмен-чечен-мать своими белыми руками кожу размяла, размягчила, и сделалась барсова шкура блестящей, как шёлк, лёгкой, как облако.

Эту шкуру золотистую, пятнистую, мягкую, лёгкую Байба­рак-богатырь на плечо положил, тестю в подарок принёс, с по­клоном расстелил её на земле у ног старика Сюмелу-пая.
— Этого зверя ваш внук Алып-манаш добыл, эту шкуру пятпистую, золотистую, лёгкую, как облако, блестящую, как шёлк, ваша дочь Эрмен-чечен своими белыми руками размяла.
Но Сюмелу-пай подарка принять не пожелал, простить Байбарака-богатыря не захотел.
— Год назад ты мою дочь, Эрмен-чечен, украл, год от меня ты её скрывал. За это на год пусть уснёт непробудным сном твой сын Алып-манаш. Пусть уснёт, как встретит по сердцу де­вицу, пусть уснёт, как придёт ему пора жениться.

Алып-манаш деда своего не видал, угроз его не слыхал, забот не зная, он, на радость родителям, рос, мужал.
В быстроте бега равных ему на Алтае не было. В борьбе он мог с великими силачами состязаться. В смелости Алып-манаш сыну небесного царя Темир-мизе-богатырю не уступал. Стопу­довый лук Алып-манаша только его друг Ак-кобён-богатырь мог поднять, но тетиву натянуть и ему не под силу.
Пируя с богатырями, силачами и героями, Алып-манаш одна­ жды песню услышал про могучего Ак-каана. Семьдесят народов Ак-каан поработил, семьдесят семь богатырей убил.
В белом аиле живёт дочь Ак-каана, красавица Эркё-каракчй, ездящая на огненно-рыжем коне.

— Кто верхом мимо стойбища Ак-каана скачет, слезает с коня, чтобы на Эрке-каракчи-разбойницу посмотреть. Кто пеш­ком идёт — колени преклоняет, взглянув на красавицу Эрке-каракчи,— пели песельники, волосяные струны топшуура пере­бирая. — Шестьдесят силачей на стойбище ездили свататься, семьдесят богатырей жениться на Эрке-каракчи хотели. Много женихов к ней стремилось, обратно ни один не вернулся. Бесчис­ленные следы на стойбище ведут, обратного следа ни единого нет. Из богатырских костей горы вокруг стойбища возвышаются, кровью реки полнятся...

Слушая песню, Алып-манаш берестяной поднос с едой ото­двинул, есть не захотел. Золотую чойчойку с питьём оттолкнул, пить не захотел.
— Пока Ак-каана не одолею, пировать не буду. Если красавицу Эрке-каракчи не полоню, на мягком ложе спать не буду.
Байбарак-отец и Эрмен-чечен-мать па пирах не пировали, на игры молодецкие не глядели, песен протяжных не слушали. Они искали для Алып-манаша добрую жену, чтобы верным дру­гом ему была. Когда он будет год целый спать, недвижимо ле­жать, чтобы спящего не покинула.