ОБРАЗ МЕДВЕДЯ В СТРУКТУРЕ ЗООМОРФНОГО КОДА КУЛЬТУРЫ ЭВЕНОВ

ОБРАЗ МЕДВЕДЯ В СТРУКТУРЕ ЗООМОРФНОГО КОДА

автор научной работы — Кузьмина Р. П.

В зооморфном коде культуры эвенов концепт МЕДВЕДЬ занимает центральное место. Г.М. Василевич начало медвежьего культа у тунгусов относит к периоду расселения пратунгусов по тайге задолго до начала оленеводства [2, с. 165]. З.П. Соколова дает следующее определение культа, «Культ медведя - широкое понятие,

включающее в себя представления о медведе, обряды, связанные и с охотой на него, и с поеданием его мяса, и с хранением его костей; тогда как медвежий праздник - более узкое понятие и охватывает лишь те обряды, которые относятся к поеданию медвежьего мяса, а именно извинительные и умилостивительные» [13, с. 41].

Культ медведя у эвенов был частично рассмотрен в работах У.Г. Поповой и др. [3; 11]. Детальное исследование культа медведя в культуре эвенков нашло отражение в этнографических трудах Г.М. Василевич, А.И. Мазина, А.Ф. Анисимова [1; 2; 7]. Медвежий культ в культуре и фольклоре других сибирских народов был предметом исследования многих специалистов [16; 17; 18; 19; 20]. Этимология и семантика некоторых иносказательных номинаций медведя были предметом исследования А.А. Петрова, Р.П. Кузьминой [10; 5].

Материалы и методы исследования

Материалом исследования структурно-семантических признаков концепта МЕДВЕДЬ послужили лексикографические источники по эвенскому языку и другим тунгусо-маньчжурским языкам, также фольклорные и этнографические работы, изданные в разные годы.

В статье использованы метод сплошной выборки, метод полевой этнографии, интервьюирование, лингвистический и культурологический методы, принятые в научной школе концептуальных исследований под руководством М.В. Пименовой.

Результаты исследования и их обсуждение

В фольклоре эвенков Г.М. Василевич выделяет три мифа о медведе. Западный миф характерный для ангарско-енисейских эвенков, второй -кругобайкальский, третий - восточный, отмеченный у охотских эвенков и эвенов и оттуда, распространившийся у ороков Сахалина [2, с. 151].

У большинства эвенских групп распространен один миф о медведе, в котором девушка, попав в берлогу медведя, провела там зиму и забеременела от медведя. Спрятавшись от людей в пещере, родила двух детей, медвежонка и человеческого ребенка. Медвежонка,

которого назвали Накат, воспитала бабушка. Повзрослев, он ушел в лес. Мальчику дали имя Торгани. Однажды человек и зверь встретились и стали драться. Торгани убил Наката. Перед смертью Накат научил людей проводить Уркачак - медвежий праздник [3, с. 120]. Данный сюжет считается общесибирским и зафиксирован в фольклоре других народов Севера, Сибири и Дальнего Востока.

Мотивирующие признаки концепта МЕДВЕДЬ в эвенской языковой картине мира.

С дефиницией 'медведь' в эвенском языке функционирует лексическая единица накат. Данная лексема является производной от корня накита с дефиницией 'шкура медведя'. Аналогичные лексические единицы со схожей дефиницией зафиксированы во многих языках тунгусо-маньчжурской группы: эвен. накат 'медведь; шкура медведя; медвежий'; эвенк. накита, наката, накаша 'шкура медведя; медведь; название притока Подкаменной Тунгуски'; нег. нахата 'шкура медведя'; уд. ната, ната 'шкура медведя'; орок. натта 'шкура медведя'.

В эвенском языке от корня накита образовались следующие дериваты: накатамдай 'пахнуть медведем', накатас, накат нандан 'шкура медведя', накаткан 'игрушечный медведь, медвежоночек', накат асиуан, накат асин, накат нямичанни 'медведица', накат дюн 'берлога', накат уалан 'лапа медведя', накат хутэн, накат качиканни 'медвежонок', накиман 'человек, хорошо охотящийся на медведя', нёбаты накат 'белый медведь', нам накатан 'морской медведь', накиман Ох 'человек, хорошо охотящийся на медведя'.

В языковой картине мира эвенов зафиксировано значительное количество тотемических номинаций-репрезентантов концепта МЕДВЕДЬ, являющихся наиболее употребляемыми в силу запрет-ности называния медведя прямым именем накат. Е.М. Мелетин-ский утверждает, «Но даже там, где тотемизм в качестве социального или религиозного института имеется лишь в виде пережитков, часто сохраняются тотемические классификации и звериные имена мифологических героев» [9, с. 160].

Анализ внутренней формы слов-репрезентантов даст возможность понять первосмысл концепта. М.В. Пименова считает, что «чем древнее слово, тем больше мотивирующих признаков у концепта, скрывающегося за этим словом...».

Итак, наряду с общим наименованием накат в говорах западного наречия эвенского языка используется номинация медведя мэмэкэ, мэмэчэ Ол, П, мэмэчэн, мэмэкэ С-Эв, Алл, мвмв Тюг 'медведь', имеющая аналогии в юкагирском языке - мэмэ медведь . В ламунхин-ском говоре лексема мвмв употребляется с дефиницией 'страшилище .

Также следует отметить, что у эвенов наименование мэмэ является этнонимом группы эвенов, проживающих в Момском улусе Якутии. Слово мэмэ можно соотнести с наименованием группы аборигенов уамондри (~момондой), отмеченных в мифах эвенков, вошедших в состав тунгусов Приангарья в древности и давших некоторым эвенкийским семьям оленей.

В эвенских говорах выявлено имя медвежьего предка тунгусов -Торгандра, которое является фонетическим вариантом имени Тор-гани - сына девушки и медведя из эвенского мифа. Наименование медведя торгандри также было зафиксировано в негидальксом языке и у эвенкийских групп, населяющих побережья Охотского моря и Омолона, и в негидальском языке. Данная номинация является древним родоплеменным названием тунгусов Среднего Приамурья [2, с. 154]. Г.М. Василевич пишет: «Фонетические варианты Торганэй ~Торгандри ~Торгани (в эвенских сказках) образованы древним тунгусским суффиксом, впервые записанным, как уже упоминалось, в XI в. в именах чжурчженей, что позволяет относить начало образования подобного рода собственных мужских имен к Приамурью. Сама основа имени -торган - была названием племени или группы населения в Верхнем Приамурье. В XVII в. этим именем называли группу дауров, по языку близкую конным тунгусам и связанную с ними узами свойства».

В эвенском языке большое количество иносказательных номинаций-репрезентантов концепта МЕДВЕДЬ являются производными от терминов родства старших родственников: абага, абыга, абауа 'дедушка (одно из названий медведя)' от абага 'дед (отец отца, матери) < як. аба^а дядя (старший брат отца) ; амикан, амауа, амака, амика 'дедушка, батюшка (медведь)' от ама 'отец'; упэ 'медведь (букв. бабушка)' от упэ 'бабушка', Ох 'тетка'; этикэн 'медведь' от этикэн 'старик'; этки, атка 'медведь' от этки 'тесть; свекор; старший брат жены; шурин (старший брат жены)'; кэки 'старшенький, крестный (о медведе)'; кэлук медведь' от кэли 'свояк, свояки (мужчины, женатые на сестрах, по отношению друг к другу)'; кяга, киа^алуа медведь' < юк. устар. кагийа 'термин родства'; каги, ка-гил'а букв. 'хитрый' (о медведе) [5; 10].

Зафиксированные иносказательные номинации медведя, образованные от адъективных лексем и оформленные аугментативными аффиксами, характеризуют не только внешние признаки медведя, но также обладают дополнительной коннотацией, выражающей чаще всего страх и уважение человека к этому зверю: ялдана-ндя букв.'чернеющий, как уголь' от ялданя 'черный; темный'; дэбэ-рэ шерстистый' от дэбули, дэбуку ' лохматый, мохнатый, шерстистый'; нугдэ, нугдэ-кэ, нугдэ-не, нугды, нугдэ-кэ, нугдэ-не букв. 'темный; темнеющий' от нугдэ 'темный силуэт, предмет'; эгде-кэе букв. 'большущий' от эгден 'большой (по размеру, величине)'; чима 'масляный (о медведе)' от чима-ня 'блестяще-масляный'.

Производные от субстантивных лексем иносказательные наименования медведя представляют ассоциации носителей языка, в которых зверь может сравниваться по внешнему сходству и тем или иным действиям с явлениями природы и предметами: агды букв. 'громоподобный' от агды 'гром'; ачуркан, очуркан 'медведь' от ачуркан 'покрывало яранги'; кобалан букв. 'трескучий' от кабалан 'грохот, гром, гул, рокот, треск, трескотня, хруст' [5; 10].

Одним из тотемических именований медведя в ряде говоров является хэвъя О, Д-Ч, хэвче Бер, хэвэйэ Ох, вероятно, произошедшим от слова хэвки 'бог; божественный'. По представлениям эвенов, медведь, считавшийся первопредком человека, наделялся иногда чертами доброго, всемогущего духа, хозяина окружающей природы, выступающего в различных ипостасях [5].

В эвенских говорах большую группу составляют иносказательные номинации медведя, производные от глагольных лексем с помощью различных субстантивных формантов: дэрикэн букв. ' беглец' от глагола дэримэттэй 'убегать от кого-л. ; квлэуэ букв. 'ушедший' от тотемного слова квлнэдэй 'уйти, удалиться; исчезнуть; отлучиться'; уэлэуэ, уэлукэ букв. 'страшилище' от уэлдэй 'испытывать страх, бояться, трусить, страшиться, дрожать от страха'; хигимуэ, игэмуэ букв. 'свежевальщик' от хигдэй 'свежевать зверя, снимать шкуру с убитого зверя, оленя'; хучана, хучуна букв.'беглец' и 'черт' хучудай 'упустить, дать уйти, убежать, скрыться; освободить от привязи; дать выскользнуть, вырваться';умалауа медведь' [5; 6; 10; 15].

В результате анализа внутренней формы слов-репрезентантов концепта МЕДВЕДЬ определено, что семантическое содержание данных иносказательных номинаций обладают дополнительной коннотацией, характеризующих опасение человека перед этим животным, преклонение перед его силой, внешние характеристики и сакральность медведя в эвенском мировосприятии.

В результате этимологического анализа репрезентантов концепта МЕДВЕДЬ определены следующие мотивирующие признаки: медведь; шкура медведя; дедушка; бабушка; старик; муж; хозяин; тесть; свекор; старший брат жены; шурин (старший брат жены); старшенький; крестный (о медведе); свояк, свояки (мужчины, женатые на сестрах, по отношению друг к другу); чернеющий, как уголь; шерстистый; темный; темнеющий; большущий; блестяще-масляный; хитрый; громоподобный; трескучий; божественный; беглец; страшилище; свежевальщик; черт; медвежий предок тунгусов.

В понятийное поле концепта МЕДВЕДЬ включены следующие признаки: половозрастные признаки, подставные наименования медведя, ритуальная охота на медведя, медвежий праздник Уркачак, сооружение для обрядового захоронения сакральных или жертвенных животных.

Половозрастные признаки медведя в эвенских говорах представлены следующим образом:

С дефиницией 'медвежья семья' в ольском говоре используется лексема тври.

Номинация самцов медведя: hатмар ~ hадмар ~атмар (эвенк. сатылмар), эткэ Бер самец медведя' от этки 'тесть; свекор; старший брат жены; шурин (старший брат жены)'.

Наименование самок медведя: упэ Ох, атка Бер, накат асин, накат асиуан Ол, кяга н'амичанни накат н'амичанни Ох, Лам; кяга аЫн Лам, Тюг; биран Ох 'медведица'; hуркэч Ол, М, Ох, П, Т,уркэс Арм,уркэч Б 'медведица с медвежатами'; hуркэ Ол, П, hуркв, hуркэ Ох беременная, зачавшая, стельная самка медведя', также слово означает 'стельная самка оленя, волка'; ата Ох иноск. 'медведица' от ата 'бабушка' (эвенк. атыркауа от атыркан 'старуха', эвенк. атыркана букв. 'большая старуха').

Наименования детенышей медведя: ган'ипчан Ол, ган'апчан Ох, Т, ган'ипа Ол, ган'апа П 'годовалый медведь'; накат качиканни Ол, П 'медвежонок'; кэкиутэннэ ~кэкиуччэнни Арм 'медвежонок (досл. детеныш медведя)'; накат hутэн, кяга hутэн - Лам, накат качиканни Ол, П, Ох (букв. щенок медведя) 'медвежонок'; оис~ойис Ох 'медвежонок (до одного года)', абауанилчакар Бер 'медвежата'.

В признак «подставные наименования медведя» включены та-буированные лексемы, относящиеся к частям его тела, к пищевым запретам. В эвенской лингвокультуре подставные наименования применяются во время поедания мяса медведя, во время охоты на него, также табуированность сохранялась по отношению к частям тела медведя: кууакатлилдай 'есть мясо медведя'; кууамдудудай Лам 'убить медведя';уд'адай Ол 'потрошить медведя;абагамидай 'охотиться на медведя'; чимадай 'есть жир (медведя)'; уд'имчин Ол,уд'амчин Ох 'потроха медвежьи'; мана 'лапа медведя'; н ос Ох 'жир медведя', hэтэ Ол, П, Ох, этэ Арм 'сало медведя'; кууакач 'мясо, жир медведя'; кэкинчи Арм, накат ~накита Ох 'медвежья шкура';уркаттай Ох 'угощать мясом медведя'[5; 6; 14].

Признак «ритуальная охота и медвежий праздник Уркачак». В эвенской этнографической литературе не зафиксировано подробного описания обрядовой охоты на медведя и проведение медвежьего праздника. Этому способствовал запрет, восходящий к культу медведя, согласно которому медведь был тотемным предком человека, поэтому у большинства эвенских групп Якутии специальной охоты на медведя не отмечено. В основном эвены охотились на не залегшего в берлогу осенью медведя-шатуна, являвшегося угрозой для людей и оленей. У.Г. Попова полагает, «.в частности, в той же рассохинской группе «медвежьи праздники» ввиду шаманских запретов специально не устраивались» [11, с. 189]. В лингвокультуре эвенов зафиксированы следующие зоолексемы, характеризующие признаки медведя-шатуна: хвкэчэн Ол, П, хукэчэн, вкисэн Арм, вкэчэн Б, хукэчэн Анад, Ох 'медведь-шатун' от хуг голодный' (нег. хууэчэн ~ хухэчэн 'голодный; озверелый (о медведе-шатуне -зимой )); медведь-шатун (медведь, не залегший на зимнюю спячку)' (эвенк. хуг, хууе, хууи, хууун, хух голодный (о звере); озверелый; медведь-шатун'); hвкэчэн Ол, П, вкисэн Арм, вкэчэн Б, hукэчэн 'шатун или тарбаган, не залегший в берлогу' [5; 6; 14].

У некоторых восточных групп эвенов был зафиксирован медвежий праздник Уркачак, являвшийся сугубо мужским праздником, который они устраивали после добычи первого медведя. При разделке и поедании туши медведя соблюдался строгий ритуал, по которому люди произносили умилостивительные слова, чтобы убедить медведя, что это не они его убили: «Чамакчана киргаддын, дилики киргаддын...» 'Мыши тебя грызут, горностаи грызут'; вырезая шкуру около глаз, распорядитель каркал как ворон.

При поедании мяса медведя соблюдались строгие правила, выполнявшиеся неукоснительно всеми членами рода. Женщинам разрешалось есть только заднюю часть туловища. Некоторые запреты, распространившиеся при проведении медвежьего праздника на женщин, были, очевидно, связаны с тем, что женщина считалась медведю более близкой родственницей чем мужчина. Старшая из женщин кормила огонь очага, воздавая тем самым благодарственную и искупительную жертву священному животному.

В отличие от эвенов у эвенков особой запретности на проведение медвежьего праздника не зафиксировано. Ритуальное убиение медведя, проведение медвежьего праздника и его «похороны» были строго структурированы. Охота на медведя у эвенков проходила в основном осенью. В ритуальной охоте существовали свои правила. Охотник, найдя нору, должен сообщить об этом своему свойственнику, чаще брату жены, и предложить ему убить и освежевать медведя. Передача этого «убийства» называлась ниматкин, а свойственник в таких случаях назывался нимак ~ нимэк» [2, с. 160]. Г.М. Василевич приводит записанную по этому поводу К.М. Рычковым поговорку «Для медведя восемь чужеродцев легче, чем два брата», в которой отразилось представление о медведе - брате человека, поэтому убивать его должен был член другого рода.

С дефиницией 'царапина (сделанная медведем на дереве) ' применяется в охотском диалекте лексическая единица галак. В мировосприятии эвенов считается запретным прикасаться к тому предмету, на чем оставил свои метки медведь, и такую вещь чаще всего выбрасывали. От человека, на которого нападал медведь, после выздоровления от полученных ран ничего брать не разрешалось даже во временное пользование [11, с. 189].

Признак «сооружение для обрядового захоронения сакральных или жертвенных животных» вербализуется лексическими единицами гвлин, гвлик 'лабаз из жердей и тальников, куда кладут кости священных зверей и оленя'; гвливэттэй 'делать сооружение для останков медведя'. Эвены после убиения и поедания мяса медведя череп и кости медведя хоронили на специальном помосте гвлик, так как считалось, что в черепе и костях медведя находится его душа. Кости скелета связывались вместе в анатомическом порядке, чтобы медведь как можно быстрее возродился. Перед захоронением кости наряжали: надевали корьевые очки на глазницы, серьги, браслеты и т.п. По мнению эвенов, все это было необходимо медведю для далекого пути. На лиственницу, недалеко от помоста, вешали кусок материи - хунматин, который должен был защищать людей и оленей от этого медведя в будущем [3, с. 121].

Образные признаки концепта МЕДВЕДЬ выражены в виде устойчивых сравнений, использующихся в эвенском языке с формантами сравнения и подобия -мдас/-мдэс и -гичин, -кичин. По мнению В.А. Масловой: «Одним из ярких образных средств, способных дать ключ к разгадке национального сознания, является устойчивое сравнение».

М.В. Пименова отмечает: «Когда Собакевича называют медведем, то одновременно имя медведь относят к классу животных и к конкретному человеку, а из числа ассоциируемых с медведем признаков отбирают те, которые подходят к индивиду (крепость, грубая сила, косолапая походка, окраска и т.д.)» [4, с. 117].

В эвенском языке установлены следующие зоометафоры с компонентом медведь, характеризующие внешний облик человека, его характер, физическую силу:

внешний облик человека: о человеке большого роста используется выражение, накатамдас 'подобный медведю ; характер человека: о вспыльчивом человеке - накатамдас хи-руку 'вспыльчивый, как медведь', накаткичин куиучин 'смотрит, как медведь' (о злом человеке), накаткичин квргвдни 'зарычал, как медведь' (об обидчивом человеке) [5]; физические характеристики человека: накатамдас эхуи - о сильном человеке, накатамдас эгден 'огромный, как медведь'; действия человека, сравниваемые с действиями медведя: накаткичин околаддиван 'как медведь поедает ягоды'.

В эвенской лингвокультуре зоометафора «Як хучуна одай дэ-римэттэн. 'Убегает, словно медведь'» является характеристикой человека нелюдимого, сторонящегося людей.

Устойчивое сравнение «Кягавчин хуклэли-дэ хуклэли. 'Как медведь все время сплю» характеризует человека сонливого и ленивого.

В эвенской картине мира МЕДВЕДЬ символизирует тотемного предка, силу, выносливость, крепость духа. Согласно исследованиям, по представлениям тахтоямских эвенов медведь является хозяином земли и леса. Символические признаки концепта МЕДВЕДЬ в лингвокультуре эвенов отражены в шаманских обрядовых действиях, совершаемых во время ритуальной охоты на медведя и медвежьего праздника.

У тауйских эвенов женщины-шаманки при камланиях пользовались рукавицами, сшитыми из передних лап медведя, на которых сохранились когти. [11, с. 181]. Вполне возможно, что, совершая камлание в таких рукавицах, обладатель рукавиц наделялся могущественной магической силой.

До настоящего времени эвенские знахари и шаманы для лечения человека используют лапы медведя с когтями. Во время процедуры лечения шаман расчесывает волосы больного при этом приговаривая: «Кягамдас эхуи оли, кяуамдас махуи оли!» 'Стань таким же сильным как медведь, стань таким же твердым (духом) как медведь!'. Сало и желчный пузырь медведя у эвенов употреблялись в лечебных целях. Медвежьи лапы обладают охранительной функцией, и эвены подвешивают ее над дверью.

Лапы медведя эвенки подвешивали на шею оленям, чтобы сохранить их от волков, клали на лабаз, чтобы хищники не разоряли, привязывали к колыбели, чтобы ребенок не плакал. На медвежьей лапе присягали, слегка подпаливая ее во время присяги. Грудную кость медведя вешали на центральную жердь (чимка) остова чума.

У эвенков во время свежевания мяса медведя «охотник (нимак) тут же съедал сердце медведя в сыром виде, чтобы приобрести свойства медведя».

Заключение

Таким образом, концепт МЕДВЕДЬ является одним из ключевых в эвенской языковой картине мира. Тотемические номинации МЕДВЕДЯ, зафиксированные в лингвокультуре эвенов, отражают персонификацию и сакрализацию данного животного в мировосприятии народа. В языковом сознании носителей языка преобладающими образными признаками являются антропоморфные признаки. Символические признаки отражены в шаманских ритуальных действиях, в обычаях и в обрядах эвенов.