БОГИ ПРОМЫСЛОВ

Юрак кружал. Не знаю, отсюда ли закружал, но кружал, кружал и на берег моря пришел. На берег моря пришел и, когда пришло к нему слово, остановился. Потом от моря в тундру,
в хребет, ушел. Идет, идет, пусть хоть неделю идет.
— Оу! Я голодный стал!
Диких-то много. Ну, один табун увидел, одного жирного по­роза добыл. Оу! Зима стала. Пока кружал, настоящая зима стала.
— Этого дикого как буду обдирать? Надо малицу делать.
Буду обдирать его не разрезая, целиком шкуру сниму.
Снял с дикого шкуру целиком. Надел ее на себя. Стал видом все равно как олень. Тут около убитого дикого ночевал. Зима если стала, как иначе, снег разве не выпадет? Всего его закрыло снегом. Ну, так он потом заснул.
У! Ночью что он услышал?
— Кто мое мясо ест?
Посмотрел.
— У! Это медведь ест мое мясо.

Пока подымался на ноги, очень боялся медведя.
— Убый! Почему мою еду ешь? Тебе промышлять лень стало, что ли? Ну, я по сравнению с тобой более умелый охот­ник, что ли? Почему мое мясо ешь?
Встал на ноги и, в какую сторону было лицо, в ту и пошел по тундре. Медведь здесь остался. Так идет, идет. Куда лицо глядит, так и идет целую неделю. Оу! Опять голодный стал.
Как голодный не станет, если пешком идет? Дорог, по кото­рым можно было бы идти промышлять, совсем мало стало. «Не знаю, найду дикого или нет». Идет, идет. Оу! Три маленьких те­ленка нашел. Оу! Одного теленка-то убил. Ну, мягкое мясо.
Около этого мяса ночевал. Ночевал и опять говорит:
— Оу! Опять кто мясо ест?
Ну, глядит.
— У! Какой это черный песец мясо мое ест? Шкура его легонькая. Может быть, людей найдя, кому-нибудь ее продам.
Хотел его из ружья отведать. Песец перестал есть и гово­рит ему:
— Оу! Каких ты людей парень? Оу! Почему ты такой бес­толковый? Того, кого ты перед этим оставил, ты, испугавшись,
оставил в живых, а меня не боишься, убить хочешь. Тот был такой же, как и я. Почему не отведал, побоялся? У меня ведь
тоже душа. Не собаки душа. Меня не хотел бы убить, хорошо ходил бы. Теперь я очень рассердился.
— Эй! — юрак говорит.— Почему ты таким, с виду хоро­шим, являешься? Волком ты был бы, не хотел бы отведать тебя.
Черного песца захотел убить — оттого себе муку найду.
— Меня хотел ты убить, за это теперь ты муку найдешь,— сказал песец, выпрямился и убежал в тундру.
Ну, юрак что будет делать? Потом опять пешком по тундре пошел.
Шел, шел. Оу! Никаких зверей дорог не стало. Даже мышки дороги нет.
— Ну эй! Что поделаешь! Плохие дни ко мне пришли, со­всем ослаб я.

Ну как иначе? Ничего, даже мышек не нашел. Совсем ослаб юрак. Перелезая через одну застругу, семь раз отдыхает, сидит.
Идя, упадет и так ночует. Силы не стало у него совсем. Лежит он теперь на одном месте.
Оу! Впереди высокую землю видно. Эй! Так насилу, насилу на хребет влез и на его вершине упал. Неделю лежит здесь. Оу!
Как-то открыл он глаза и посмотрел, насилу сидя. За хребтом видит реку. Река вся разделилась на протоки, на семь проток.
Там, где река разделилась на протоки, три чума стоят. В го­лове реки три сопки ли, что ли, стоят. Как ножи, торчат.
Вот, увидав это глазами, прямо к среднему чуму идет. Около среднего чума один человек стоит в белом сокуе. Оу! Меня уви­
дев, смеясь, подошел тихонько и говорит:
— Эй! Какой человек пришел? Наготово-то видом худой. Эй!
Раз такой видом плохой человек пришел, иди в средний чум. В средний чум войдешь, на одной его стороне моя сестра сидит.
Сядь около сестры. На другой стороне мои отец и мать сидят.
Они не такие, как все люди. Если их бояться будешь, к сестре ближе садись. Я же должен сейчас идти. У меня пущальни
есть, а в чуме никакой еды нет. Может быть, в пущальни рыба попала. Долго не будешь ждать, я скоро приду.
Вот попал юрак в чум. Оу! На одной стороне одна девка сидит, на другой два сигэ или что другое. Только глаза у них видно, все волосами покрыты. Одежды никакой на них нет, все волосы. Сел недалеко от девки. Она не говорит: какой человек пришел?

С улицы тот первый человек три худенькие рыбки принес.
Старик посмотрел на них и потом говорит:
— В реку какая рыба пришла? О! Талан-то лучше стал, все-таки три рыбы поймали. Это еще какой один человек, третий,
у вас оказался? Ничего шерсти на лице нет. Откуда он пришел, откуда пришел?
Говорит тот парень в белом сокуе:
— Это заблудившийся голодный человек пришел.
Потом говорит старик:
— Ну, пойду посмотрю, в сети, может, еще какая рыба по­пала.
Вот куда-то недолго он сходил, пришел и двух людей, попо­лам вдоль распластанных, принес.
— Оу! Старуха! У нас все-таки талан. Две очень жирные рыбы попали.
Эй! Тут тот, другой человек, в белом сокуе, который три рыбы припес, говорит:
— Талан откуда возьмем? Такую рыбу если есть буду, кост­ный мозг мой когда лучше станет. Ну, пойдем, парень, на улицу, будем ходить маленько. Все-таки глаза твои сейчас видны стали.

Вышли на улицу юрак и тот, другой человек. Этот человек говорит:
— Ну, парень! Место, в которое ты попал, очень с виду ху­дое. Эти три чума — это чумы хозяев промыслов. Они держат
все промыслы на земле. В одном чуме старший брат, в другом,нашем — средний и в третьем — младший брат. Все промыслы находятся за тремя земли насторожками. Если мы эти насторожки пошевелим, у нас и у людей на поганой земле много промысла будет, много еды будет. Сейчас мы такую насторожку сломаем, отца насторожку сломаем. Никак он сам нам и людям не хочет дать промысла.
Теперь они пошли и пришли в середину между тремя соп­ками. Так кругами шли, шли. Три тонкие заструги нашли меж­ду сопками.
— Ну, парень! Ложись, не гляди, а только слушай.
Теперь юрак лег, глаза рукою закрыл. Тот, другой человек застругу сломал, все равно как дерево сломал.
Оу! Теперь слышно стало, будто вода потекла, слышно стало, как песец лает, крик разных зверей стал слышен. Всякие звери кричат, на свободу выйдя.
— Теперь гляди,— тот человек говорит.
Оу! Из этой сломанной заструги река вытекла. Близ нашего среднего чума потекла и потом в большую реку попала. Рыбу в этой реке видно.