КАК КЫЛДЫСИН ПОМОГАЛ ИНМАРУ

КАК КЫЛДЫСИН ПОМОГАЛ ИНМАРУ

Инмар сделал так, что год ли пройдет, век ли минет — Кылдысин ничуть не меняется, не сохнет и не старится, все в прежнем здоровье и силе. Мало-помалу все мужики-землепашцы прознали про Кылдысина и стали искать встреч с ним, чтобы держать совет по хлеборобству. Прислушается, бывало, Инмар, про что люди говорят больше всех, и слышит: «Кылдысин помог», «Кылдысин выручил». Доволен Инмар, все реже и реже стал вмешиваться в дела Кылдысина. И люди полюбили Кылдысина, старались походить на него во всем и делать так, чтобы ничем не огорчить своего защитника перед Инмаром.

Земельные угодья у мужиков в те поры были просторные. И межи между соседскими посевами оставались широкими и длинными. Эти межи стали любимыми дорожками Кылдысина, уж очень ему нравилось расхаживать по ним, наблюдая за посевами. Высокий да рослый, с непокрытой седой головой степенно ступал Кылдысин по меже. И видно его было издалека. Одеяние он носил такое белое, что оно казалось сшитым из самого неба. Может, потому и имя у него было такое, что могло означать: человек, созданный из неба. Так ли оно было или не так, кто теперь скажет, но только полюбился удмуртам Кылдысин, и стали они тоже носить белую одежду: и рубахи шили белые, и сукман
белый, и штаны, и онучи — все, как у Кылдысина, белое.

Как и прежде, когда был просто мужиком, Кылдысин поднимался до зари и, не мешкая, направлялся в обход полевых
угодий и возвращался домой с поля самым последним. Он не любил без нужды ступать на пахотную землю, но если его звали, то
никогда не отказывал в помощи. Кто бы ни обронил зернышко, ненароком зазевавшись, Кылдысин найдет и бережно поднимет
с земли, не даст затеряться. Случалось, на меже вдруг пробивался хлебный колосок, прямо на самой тропе Кылдысина. Тогда он
осторожно обходил его, боясь не то чтобы растоптать, а даже задеть. Приметив это, люди еще больше стали уважать Кылдыси­
на, учась у него ценить и беречь каждое зернышко, каждый колосок.

Кылдысин не таил секретов от хлебопашцев, если его спрашивали, охотно делился советами, когда, на каком поле и что
лучше всего посеять, потому что у каждого года — свой норов, свои причуды. У одного весна ранняя да затяжная, у другого —
дружная да к концу крутая, с морозцем и снегопадом. А лето? То Холодное, то жаркое, то сухое, то дождливое. Год на год не
приходится. Да и земля на полях разная: на одном что посеял, то и похоронил, а на другом — лопатой грести не выгрести; урожай,
он что-нибудь одно отличит — либо рожь, либо овес, либо ячмень, либо пшеницу. Примечали старые люди по зиме, примечали по
дождям и снегопадам, по грибам и ягодам, по зверью и птице, какой весне бывать, какому лету стоять, примету к примете копили, от
деда к внуку передавали, чтоб запоминали и вновь примечали.

Однако все одно случались промашки. Так, как Кылдысин, никто не умел предугадывать, что и когда лучше всего сеять, чтобы
хороший урожай снять. Нелегко это давалось Кылдысину. Всех и каждого из старцев он выспрашивал, по полям-лесам, по холмам-
увалам распохаживал, с каждой веткою совет держал, с каждой птицей, со всей лесной живностью. Сколько помнят люди, никогда
не ошибался Кылдысин, добрые урожаи получали те, что узнавали сами или через кого-то мнение Кылдысина, чем засевать поля.
Знание хлебопашеского дела ценили в нем люди больше всего, дорожили его советами, а потому почти всегда получали хорошие
урожаи и жили в достатке, от урожая до урожая в каждом доме хватало хлеба.