МЛАДШИЙ СЫН ФИОХА — ДУХА СВЯЩЕННОГО ДЕРЕВА

Старик со старухой одни жили. Ни детей, ни братьев — никого у них нет. Чем старше становились, тем труднее им жить. Сил мало.
Однажды старик сидит на накан, старуха у очага — голдён.
— Как дальше жить-то будем, мафа (старик, - уважительное обращение)? — горюет старуха. — Ты раньше у фиоха, духа дерева, счастья просил, когда на охоту ходил. Может, нам сейчас у него ребенка попросить, а?
— С ума ты сошла, что ли?

А был у них большой кабан. Семь лет они его кормили.
— Давай, старик, завтра кабана в жертву фиоха привнесем.
Мафа согласился. Утром нарядились оба, причесались. Риса большой котел понесли, кабана впереди себя погнали. Далеко пошли, к тому дереву, где раньше изображение фиоха было вырезано.
Старое это было дерево. Верхняя половина его высохла вся. Изображение, внизу ствола давно вырезанное, чуть-чуть заметно. Почистили они место у дерева, поклонились ему. Сначала старик поклонился, за ним старуха. Зарезали кабана. Старуха ждет, когда муж просить фиоха будет. А он молчит.
— Не умею, — говорит. Потом поклонился, сказал: — Фиоха, фиоха, мы состарились оба, у нас поддержки нету. Пришли тебя просить сделать нас молодыми...
Старуха стук его кулаком по спине:
— Ты что говоришь? Не молодости, а ребенка мы просим!
— Ну, сама и проси.
Старуха встала на колени, закрыла рот черным шелковым платком:
— Прости меня, старуху, что не старик, а я прошу тебя, фиоха. Дай нам сына, а то поддержки у нас никакой нет. За это мы тебе олгиан — кабана в жертву приносим и котел риса.

Уснули оба. Видят: треснуло дерево, выходит из ствола старик:
— Своего самого младшего сына вам дам. Хоть какой родится у вас ребенок, не
пугайтесь и не бросайте, кормите его. Кабана половину здесь, старик, не вари, домой неси, половину котла риса — тоже. Сам
дома не ешь, старуху только корми.
Проснулись муж и жена, рассказывают друг другу, какой сон видели. Оставили под деревом половину кабана, половину котла каши. Пришли домой. Старик принялся старуху кормить, не жалеет ее, силком заставляет есть. Как подушка, стала старуха. Наконец, съела она полкабана и половину котла риса. Чувствует старуха — беременная она.
Настало время родить.
— Старик, делай нарту, пора меня в балаган везти рожать.
В сундуке лежал у них китайский дорогой халат. Старик его в нарту положил — сына в него завернуть. Мучилась, мучилась старуха и родила — большущую страшную жабу. Увидел старик, кого жена родила, прочь убежал и халат с собой забрал.
— А-а, не надо мне такого сына!
Старуха жабу жалеет, грудью кормит. Старик ее ругает:
— Бросай ты эту жабу, на улицу выкинь!
— Это же наш сын, — мать говорит. — Смотри, у него глаза какие умные.
Уснули оба крепко. Жаба обиделась, вышла на улицу, прыг да прыг, скачет куда глаза глядят. Добралась до одного Иргэна. Возле дома села под окном, слушает. А в доме три девушки проснулись.
— Смотри-ка, — говорят, — погода совсем утихла, ни ветра, ни дождя. Давайте вынесем одеяла на улицу, посушить повесим.
Так и сделали. Третья красавица вышла, самое красивое шелковое одеяло повесила.
Жаба подползла к нему, кое-как до края дотянулась, сдернула одеяло, завернулась в него и лежит.
Вечером старшая сестра вышла — пора домой одеяла занести. Видит: полта — одеяло младшей на земле лежит. Позвала сестренку. Та вышла, встряхнула одеяло, и выпала из него жаба. Фудин не испугалась, завернула жабу в одеяло, в дом внесла. С тех пор не стала выносить на улицу полта. Стала ночью спать вместе с жабой.

Сестры что-то неладное заметили. Одна другой говорит:
— Давай посмотрим, что она прячет.
Старшая рано встала, будто бы пол метет, сама открыла одеяло на младшей сестре:
— Что долго спишь?
Увидела: у Фудин между грудями жаба лежит. Побежала старшая сестра к отцу-матери, жаловаться стала:
— Красавица-то наша за жабу замуж вышла, ваша любимица!
Отец лук-стрелу взял, скинул одеяло с младшей дочери: правда, жаба у нее на груди лежит.
— Я бы убил тебя, — в сердцах дочери говорит, — да не могу, рука не
поднимается. Идите, слуги — ольчи, постройте ей в тайге землянку, пусть она там и живет со своей жабой.
Как хозяин сказал, так все слуги и выполнили. Оставили Фудин в землянке. Стала она с жабой там жить. Живут, ни в чем не нуждаются, в амбаре — так-то всегда полно еды. Откуда берется — Фудин не знает. Другие сестры ее тоже вышли замуж за Мэргэнов
— хвастунов и врунов.

Однажды два зятя на охоту пошли, мимо землянки идут, насмехаются над жабой:
— Пойдем на охоту! Чего у жены на коленях сидишь?! Фудин их прочь гонит.
Жаба говорит:
— Фудин, иди проси у отца самого захудалого коня на охоту ходить. Без коня не могу.
Пошла Фудин, стала отца просить. Он сначала отмахивался:
— А-а, еще чего! — Потом ничего, дал. — Ну, выбирай самого плохого.
Подвели ей слуги плохого коня, старый лук со стрелой отдали, даже ненатянутый.
Кутуэ — жаба говорит жене:
— Покрепче меня к спине лошади привяжи, чтобы я не свалился. И стрелу тоже к ее спине привяжи.
— Куда тебе зимой на улицу выходить! Замерзнешь!
Поехал «охотник». Лошадь еле идет, слепая, на все кусты натыкается. Только Иргэн скрылся из глаз, спрыгнула жаба на землю, превратилась в Мэргэна-красавца.
Просит он отца своего — фиоха:
— Пошли мне, отец, моего коня, и лук со стрелой, и одежды охотничьи!
Тут же упали с неба одежда, и стрела с луком, и статный конь. Оседлал коня Мэргэн, по воздуху на нем полетел. Видит: внизу зятья идут, про жабу говорят, смеются, издеваются. Лошадь помочилась на них, зятья говорят:
— А-а, это тучки над нами.
Внизу большие мари начались. Посредине марей — как холмики: кабаны большие. Опустился конь, Мэргэн убил вожака кабанов, другие сами замертво упали. Навьючил Мэргэн лучшее мясо на коня. А одному кабану живот распорол, оправился туда, потом мертвого кабана на ноги поставил, как будто живого. Сам улетел на своем коне. Прилетел на место, отпустил его в небо, на плохого конька сел, в жабу превратился. Обратно домой кое-как добрались. Мясо в такто закрыл.
— Фудин, Фудин, отвори двери, замерз совсем!
Фудин его на грудь положила, отогревает, кормит. Зятья заглянули в землянку, много мяса добыли:
— Чё, муж-то вернулся или замерз совсем? На, ногу возьми, его долю от кабана.
Ха-ха-ха! — ушли. Фудин ногу опалила, сварила, подает жабе:
— На, поешь.
Назавтра пришла кэкэчэн (служанка) с берега:
— Тебя отец зовет к себе, Фудин, мяса много зятья привезли, сегодня праздник устроит. И жабу твою отец звал.
Жаба говорит:
— Самый лучший халат надень. Я попозже следом за тобой приду.

Пришла Фудин к отцу в дом, там мясо варится, тот кабан, в которого Мэргэн оправился. Вонь из котла идет. Вдруг все видят: с неба спускается какой-то эндури на крылатом белом коне. Отец кричит:
— Быстрей, быстрей, стелите шелк красный, зеленый там, где он приземляться будет. Пусть по шелку идет небесный Мэргэн!
Вошел Мэргэн, красивый, нарядный. Старик на зятьев ругается:
— Ой, негодяи мои зятья! Мясо вонючее принесли, как небесного человека угощать? — Велел своего семилетнего кабана зарезать. Варили этого кабана, ели.
Небесный Мэргэн уходить собрался. Старик спрашивает:
— Куда половину мяса девать будем?
— Отдайте дочери младшей, — говорит небесный Мэргэн. Отдали ей мясо.
Небесный Мэргэн сел на коня, улетел. Фудин взяла нарту у отца, увезла мясо домой, с трудом тащит. Долго добиралась. До землянки дошла, зовет:
— Хэрэмэргэн, помогай мне мясо тащить!
Никто не выходит. Видит Фудин: у землянки к дереву конь белый крылатый привязан. Зашла домой. Там тот небесный Мэргэн сидит, трубку — дай курит. А жабы нет. Фудин ее ищет, на Мэргэна не смотрит.
— Что потеряла? — спрашивает Мэргэн.
Фудин в углу пустую жабью кожу нашла и так плачет-плачет.
— Зачем убил мою жабу?
— Ой, Фудин, неужели ты с жабой живешь? — смеется Мэргэн. — Я ведь и есть твоя жаба.
Не верит Фудин.
— Ну-ка, отвернись, — говорит она ему. Он отвернулся — она жабу видит. Снова повернулся — она Мэргэна видит.
Радуются, живут Мэргэн и Фудин. Мясо варят. Дом — полная чаша.
— Фудин, — он говорит, — иди позови к нам своих родных.
Взял он свой нож, стал конец ножа жевать, на пол плюнул — пол золотой стал, накан — серебряный. Родственники Фудин пришли, видят — ага, небесный Мэргэн здесь. Поняли, что это он из жабы превратился. Сидят пьют, едят. Потом уснули все. Фудин икру—чафа взяла, потолкла с водой. Как дерьмо получилось. Натолкала сестрам под халаты, зятьям в штаны. Спать легла. Ночью проснулись гости: что такое под ними? Ой, какой стыд и срам. Повесились все от позора. Похоронили их. Старик даже нисколько
дочерей-зятьев не жалеет: эндури — Бог их наказал.
Мэргэн говорит:
— У меня тоже отец-мать есть, пойду посмотрю, как они там.
По дороге жирную косулю убил, тащит ее к дому своих стариков. Видит, из трубы жиденький дымок идет еле-еле. Подошел Мэргэн к дому, окошко бумажное языком лизнул, заглянул в дом. Там старики — совсем беспомощные. Варят чего-то. Старуха золу мешает. Жалко их стало Мэргэну. Вошел в дом, матери поклонился, отцу — нет. Мать удивляется: кто такой? Трубку ему подала. Он закурил.

Старик спрашивает:
— Может, ты где встретил нашего сына?
— А какой он из себя был? Старик замолчал, а старуха говорит:
— Пусть и жабой был, да ведь сын. Семь лет, как его потеряли.
— А старик жалел ли своего сына? — спрашивает Мэргэн.
— Боялся он его. Но если сын вернется, он отца простит.
— Чего в котле варите? — интересуется Мэргэн.
— Свои олочи (обувь из рыбьей кожи) варим.
Вышел на улицу Мэргэн, мясо принес, сварил, накормил мать с отцом.
— Это я ваш сын, — говорит. — Пришел посмотреть на вас.
Заплакали старики:
— Прости нас, сын.
Простил он их. Подошел к отцу, пихнул его ногой. Старик упал — помоложе сделался. Мэргэн мать толкнул. Она упала — тоже моложе стала.
Старуха говорит:
— Веди свою жену к нам. Так по закону полагается. Привел он Фудин. Все вместе хорошо стали жить.

И — конец.