РАКОВИНА КАУРИ В КУЛЬТУРАХ МИРА (ПО МАТЕРИАЛАМ АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ)
Страница 1 из 1
РАКОВИНА КАУРИ В КУЛЬТУРАХ МИРА (ПО МАТЕРИАЛАМ АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ)
автор Bear Пн Сен 30, 2024 6:13 am
РАКОВИНА КАУРИ В КУЛЬТУРАХ МИРА (ПО МАТЕРИАЛАМ АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ)
автор научной работы — Ожередов Ю. И.
Способ употребления каури, их назначение, половозрастную принадлежность и социальный ранг носителей авторы оценивают следующим образом: «Раковины не являются маркёром высокого социального статуса погребённых и встречаются чаще всего в детских и женских захоронениях», но имеются отдельные случаи «присутствия каури в мужских погребениях». Случай пребывания каури в мужском захоронении отмечен в могильнике Глинное (41/2). В целом анализ размещения раковин в могилах показывает, что они, как правило, были составной частью украшений — ожерелий и браслетов, о чем свидетельствуют спиленные спинки и одиночные сквозные отверстия у части экземпляров. Также «не подлежит сомнению их использование в качестве амулетов» [Синика, Закордонец, 2018: 81, 83-85]. Расширяя географию бытования причерноморских каури, Е. И. Савченко отметил их присутствие в комплексах скифского времени на Среднем Дону: в «Частых курганах» и в кургане у с. Мастюгино [Савченко, 2005: 486, рис. 9, 16, 18, 19].
Обширная сводка о каури в культурах «кочевников Азиатской Сарматии» приводится в статье М. Ю. Трейстера. На основе публикаций и личного знакомства с музейными собраниями автор презентует экземпляры из погребений «азиатских кочевников» «от Средиземноморья и Центральной Европы на западе до Китая — на востоке». Исследование охватывает финал II тыс. до н. э. — первые века новой эры. Анализу подверглись территории Карпатского района, Побужья, Приднепровья, Северного Причерноморья, Нижнего Подонья, Юго-Западного и Центрального Крыма, Азиатского Боспо-ра, Прикубанья и Прикамья. Кроме того, обзор в разной мере затрагивает ранний железный век Средиземноморья, Центральной и Восточной Европы, Восточной Сибири, Ближнего, Среднего и Дальнего Востока [Трейстер, 2021: 23-27]. Однако при всей скрупулезности и наполненности исследования, автор оставил много места для дополнений, обусловленных как поставленными задачами, так и недостатком источников. За пределами обзора остались прежде всего памятники, возникшие вне эпохи раннего железа, которыми собственно и ограничено исследование. При этом в рамках означенной хронологии во множестве выявлены неучтенные публикации, несущие дополнительные сведения, к примеру, о находках на территории Сибири. Представляется, что к использованным источникам следует добавить ряд работ, начиная, например, с обобщающего коллективного исследования, отразившего ситуацию с каури у хунну Забайкалья. Группой авторов был проведен анализ инвентаря четырех крупнейших некрополей региона (Иволгинский, Дырестуйский, Культук, Черемуховая падь и Ильмовая падь), где наличие каури разделилось ровно пополам, раковины имелись лишь в двух первых [Кра-дин и др., 2004: 40, 51, 52, 57, 59]. А в особо выделенный автором сюжет о каури на поясах кочевников не лишне включить монографическое исследование В. Н. Добжанско-го, посвященное истории наборных поясов кочевников VII-! вв. до н. э., в том числе из захоронений большереченской культуры Верхнего Приобья [1990: 24]. Также недостаточно полно представлены скифоидные памятники Алтая, Тувы, Хакасии и других районов, существенно пополнивших находками корпус «сибирских» каури [Ожередов, 2022: 83].
Источниковедческий анализ показывает, что при смене скифо-савроматского мира на гунно-сарматский в отношении к каури, по сути, ничего не изменилось. Просто теперь они встречаются не в скифских, а в хуннусских некрополях Сибири и не в сав-роматских, а в сарматских захоронениях западной зоны. К примеру, в Подонье это сарматский могильник Новый [Мец, 2004: 106, рис. 1.-1; Brosseder, 2011, э. 384, fg. 34], а в Приднепровье погребение конца 11-1 вв. до н. э. у с. Подгородное [Костенко,1984: 127, рис. 2.-27]. И этот процесс культурного замещения прослеживается повсеместно, демонстрируя своей преемственностью дрейф вверх по хронологической шкале в сторону Средневековья, Нового и Новейшего времени. После захвата гуннами части европейского Боспора (Ш-У1 вв.) каури появляются в средневековом некрополе квартала Кор-чев в Боспоре (в Керчи), в каменных ящиках у стен церкви Иоанна Предтечи, а в конце У-Х вв. широкой полосой дефилирует от Приднестровья через Крымский полуостров и Северо-Восточное Причерноморье до отрогов Закавказья [Крым, Северо-Восточное Причерноморье, 2003: 134, 457, 480]. С У1-У11 и до середины IX в. каури служили амулетами у алан Северного Кавказа и Среднего Дона, где возник салтово-маяцкий вариант аланской культуры [Албегова, 2001: 84, 89, 94, табл. 2-4]. Но прежде чем в IX в. выйти из употребления, каури украсили ожерелье молодой аланки из некрополя Подорванная Балка (У11-Х вв.) в Нижнем Архызе [Доде, 2005: 322, рис. 3]
Рис. 1. Аланка, VII-X вв. Реконструкция. [Доде, 2005:322, рис. 3] Fig. 1. Alanka, VII-X centuries. Reconstruction. [Dode, 2005:322, fig. 3]
В Закавказье каури были найдены в захоронениях К-ХШ вв. Грузии и Азербайджана [Крым, Северо-Восточное Причерноморье, 2003: 15, табл. 47.-4, 48.-38, 171.-48, 194.-7-11].
В северной лесной зоне Восточной Европы, вплоть до Урала, картина довольно пестрая, ввиду, вероятно, бессистемных поступлений каури на эти территории. Ситуация примерно такая же, как у народов Западной Сибири, точно так же не имевших регулярного притока каури, хотя народы тайги стремились оградиться от несчастий с помощью их магической силы [Ожередов, 2022: 86].
По сведениям И. Г. Спасского, довольно рано раковины появляются в зоне расселения прибалтийских племен [Спасский, 1970: 70]. Их находили в памятниках К^П вв. до н. э. Северной Германии, Литвы, Латвии, балтийских островов и под белорусским Витебском. Другая группа находок каури и их имитаций выявлена в комплексах VI-VII вв. в Германии, IX в. в Швеции, XVI в. под Ригой [Воронов, 1986: 68]. О каури в землях немецкой Прибалтики писал Карл Риттер, указав на их наличие в древних могилах Померании [Риттер, 1877: 377]. Этнографические образцы выявлены далее к югу, практически в центре германских земель, где каури «еще в начале XIX столетия служили украшением сбруи саксонских гусаров» [Вейле, 1923: 101]. Судя по обстановке, торговые люди, поставлявшие раковины в восточные регионы, не забывали обеспечить местные прибалтийские и соседствующие с ними, часто родственные, племена. Каури известны в составе височных колец из могильников развитого Средневековья, оставленных финно-угорским народом водь [Седов, 1987: табл. Х-4]. По сведениям Т. Вахтер, «каури были у мордвы, «ингерманландцев», черемисов, а также, в древностях «железного века Финляндии» [Орнаментика..., 201: 78, 80, 82, 84, 431-432, 433, табл. 124, 125]. Названные народы относятся к финно-угорской языковой группе, именованной Л. Я. Штернбергом «наши финские народы» [Штернберг, 2012: 306].
По сведениям И. Г. Спасского, каури поставлялись в Северо-Западную Русь из городов Прибалтики уже с XII в. [Спасский, 1970: 70]. Особенно заметное число их обнаружено в новгородских и псковских древностях XII-XIII вв. Иногда в виде кладов, ярким образцом которых является клад, найденный под Псковом. Новгородские купцы с XII в. снабжали этими раковинами Среднее и Верхнее Поволжье [Воронов, 1986: 68; Спасский, 1970: 70]. На это же столетие приходится пик кладов, найденных в Северо-Западной Руси. Продолжая эту историю, отметим, что в XVI в. русские «гости» тысячами закупали в Риге ужовки (жуковины, змеиные «гажьи головки»), так их звали на Руси, ввозили в Новгород и распространяли по другим землям [Воронов, 1986: 6869; Спасский, 1970: 71]. Данное утверждение подкрепляют находки в восточнославянских средневековых городах, в Новгороде, Пскове, близ Витебска. Три каури известны в составе ожерелья из погребения первой половины XII в. в детинце городища вятичей Серенска [Зайцева, 2001: 96].
Помимо русских городских некрополей, каури обнаружены в сельских могильниках Тверской земли. В женских захоронениях Верхневолжья изучены и реконструированы погребальные костюмы и нагрудные украшения XI-XII вв., оснащенные каури. Данные образцы обнаружены в могильниках Высокино 22, Дуденево и Устье. «В Высо-кино раковина была найдена в единичном экземпляре и занимала центральное место
в ожерелье из бус. В Дуденево раковина каури была подвешена на крупной трапециевидной подвеске», а в Устье ими украсили верхний обрез (горловину) женского платья [Степанова, 2018: 58, 59, рис. 2].
Не менее часты позднесредневековые клады каури и погребения с ними в Поволжье [Воронов, 1986: 68]. В этнографический период центром торговли в регионе являлась Казань, о которой сообщал В. М. Флоринский как о пункте распространения каури, доставленных с берегов Средиземного моря [Флоринский, 1888: 153] с последующим их продвижением на восток. По некоторым данным, у народов Сибири раковины «сохраняли свое торговое значение» вплоть до начала XIX в. [Спасский, 1970: 71]. Помимо поставок с запада, каури могли поступать в Казань по Волге от южных соседей вместе с потоками другого восточного импорта. Здесь речь идет о самых массовых образцах, собранных в бассейне Индийского океана (Мальдивские и Лаккадивские острова, остров Мафия). Существует информация, что арабские, а затем венецианские купцы целыми караванами доставляли каури из Индии в Африку [Квашин]. Нельзя исключать того, что какая-та часть этого товара уходила по обменным каналам на север и оседала у лесных племен. По данным М. Ю. Трейстера, «топография. находок показывает, что раковины каури дошли до древней области Дахистан, расположенной на юго-восточном побережье Каспийского моря», куда они проникли через территорию Бактрии и Маргианы, «намечая возможность функционирования Великого индийского пути, по ставшей, по-видимому, уже традиционной трассе — по Амударье, затем от нее через Келифский Узбой в Маргиану и далее к Каспийскому морю» [Трейстер, 2021: 27].
По сведениям К. Риттера, каури в качестве украшений встречаются «у киргизок, казанских татар и мордвы в Нижегородской губернии» [Риттер, 1877: 377]. В Волго-Ка-мье раковина каури обнаружена в раннесредневековом могильнике Коминтерновский II (VI-VII вв.) [Казаков, 1998: 103, рис. 14.-1]. Чуть позже (VIII в.) они появляются в памятниках среднецнинской мордвы и фиксируются в захоронениях плоть до первой половины IX в. [Воронина, 2005: 98, 104], а в X-XI вв. каури попадает в марийский жертвенный комплекс, сопровождавший погребение Русенихинского могильника в По-ветлужье [Никитина, 2018: 128, рис. 10.-19]. В экспозиции Национального музея Республики Татарстан демонстрируются каури из захоронений ранних булгар в Больше-тарханском могильнике (вторая половина VIII-IX вв.). Также они найдены в трех погребениях Больше-Тиганского некрополя (IX — нач. X в.) [Халикова, Халиков, 2018: 115,123,124, табл. VII-22, XV-5, XVI-12]. Далее каури обнаружены в синхронных ему захоронениях Танкеевского могильника (IX-X вв.) [Chalikova, Kazakov, 1977: 183, 189, Pl. IXa-5, XVа-16б XVb-1]. Семнадцать экземпляров раковины встречены в погребение № 2 XIII-XIV вв. Аверинского I могильника родановской культуры. Согласно статистическим данным каури в числе 323 экземпляров зафиксированы среди украшений головного убора, прически, костюма и обуви [Голдина, Кананин, 1989: рис. 64, 18; 2012: табл. 8, 15]. Согласно существующей классификации бус Нижнего Поволжья синхронные аналоги обнаружены в погребениях золотоордынского времени, где «учтено 11 раковин каури, из них 10 имеют просверленное отверстие для подвешивания. Длина от 13 до 30 мм» [Курышова, 2012: 211].
В Прикамье изделия с каури выявлены в инвентаре мазунинской культуры (первая половина — середина III — середина VI в. н. э.) [Краснопёров, 2007: 110]. А на территории Удмуртии раковины найдены в погребении № 97 средневекового (IX — начало X в.) Тольёнского могильника [Семенов, 1988: 32, рис. 3.-17]. Чуть ранее сильному воздействию южных культур подверглись прикамские племена бассейна р. Чепцы, вследствие чего в наборы женских украшений VIII-IX вв. в небольшом количестве попали каури [Иванов, 1997: 114, рис. 65.-9].
В Приуралье аналогичные образцы в количестве 87 экземпляров найдены в Бирском некрополе эпохи Великого переселения народов (ГУ^П вв.) [Мажитов, 1968: 38]. Далее к востоку каури обнаружены в средневековых захоронениях Южного Урала. В могильнике Покровском (XIII-XIV вв.) раковина с отверстием расчищена в кургане № 7 около нижней челюсти взрослого человека. Еще два экземпляра залегали в Оренбургской области в кургане № 15 Ново-Кумакского могильника, синхронного предыдущему [Гарустович, Иванов, 2014: 214, рис. 72-9, 207, рис. 79.-11].
Завершая краткий обзор средневековых находок, не лишне заметить, что каури в статистически заметном исчислении встречены в средневековых памятниках Сибири, фиксируя отдельную нишу в многообразной, разнокультурной и разноэтнич-ной картине распространения каури у народов Евразии. Заметный вклад в заполнение средневекового пространства принадлежит находкам из погребений Алтая [Оже-редов, 2022: 83]. Синхронной некоторым приуральским экземплярам стала, к примеру, раковина со срезанной спинкой из женского захоронения в тюркском кургане № 2 курганной группы Ивановка XVII (К^ вв.) [Алехин, 1997: 134, 136, рис. 1-2]. Хронологическим продолжением этих находкок явились образцы из впускных погребений монгольского времени могильников Талдуаир^ и Яконур [Тишкин, 2009: 175, рис. 120.3, 4, 188, рис. 130.-12]. Самой поздней археологической находкой каури на Алтае стал женский накосник из позднесредневекового захоронения в Чоба-Баш, снабженный четырьмя десятками раковин (Борисенко, Худяков, 2003: 162, рис. 1]. Синхронная находка встречена Е. В. Ковычевым в женском захоронении XV-XVI вв. близ забайкальского с. Ононск, где расчищен головной убор, украшенный двадцатью каури [Косых, Ко-вычев, 2020: 15, рис. 4, 5]. Вместе с селькупскими и иртышско-барабинскими и алтайским образцами данный экземпляр выходит на рубеж нового времени и служит «проводником» к этнографическим аналогам, разворачивая тем самым исследования в историческую плоскость. Однако самую эту плоскость представила другая «археологическая» находка. В подкурганном детском захоронении XVIII в. могильника Кок-Паш на Алтае были расчищены бусы, в состав которых, судя по фотографии, входили семь раковин каури с обрезанными спинками [Каталог., 2004: 65, рис. 4]. И если Чоба-Баш только придвинулся к этнографии, то Кок-Пашем фактически закончилась археология и началась этнографическая презентация алтайских народов. Ситуации, ознаменованные появлением вслед за позднесредневековыми экземплярами каури этнографических образцов, известны в Прииртышье, Притоболье, Сургутском и Томско-На-рымском Приобье Западной Сибири [Ожередов, 2022: 76-81].
Редактор советского издания книги Ю. Липса добавил от себя: «Употребление раковины каури (ужовки) в качестве украшения на одежде либо как амулета было широ-
ко распространено прежде и у народов СССР: в Поволжье, на Кавказе, в Сибири и др.» [Липс, 1954: 73]. О бытовании каури у сибирских народов Нового и Новейшего времени дает представление «Каталог съемных украшений народов Сибири», составленный на основе собрания Кунсткамеры [Клюева, Михайлова, 1988].
Что касается региона Волго-Камья, то вслед за корпусом «археологических» находок здесь отмечен блок «этнографических» каури, принадлежащий двум различным в языковом отношении группам населения — финно-уграм и поволжским тюркам. Первую группу представляют мордва-мокша, мордва-эрзя и марийцы [Калашникова, Плужников, 1990: рис. 63, 66-70]. Наглядную презентацию некоторых видов украшений поволжских угров дают музейные экспонаты. В собрании Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета хранится марийская женская подвеска (колл. № 4346), описанная следующим образом: «Нагрудник инородческий, сплетенный из бус и раковин, оканчивающийся длинною бахромой из крученых шерстяных ниток коричневого цвета и бисерной сеткой». Предмет передан в музей «Иннокентием Петровичем Кузнецовым 4 марта 1890 года» [Флоринский, 1898: 338; Каталог.. .1980: 72]. Другой элемент марийской женской одежды представлен свадебной шапочкой, у которой «сзади. спускаются две подвески из бисера, оканчивающиеся раковинами каури» (колл. № 4983-34в) [Каталог., 1980: 70, табл. Ш-3].
Не меньший интерес представляет мордовское «женское нагрудное украшение», поступившее в музей, как и марийские вещи, в XIX в. М. Флоринский описал его следующим образом: «№ 4015. Овальная бляха 14 сант. ширины и 11 вышины, унизанная бусами, русскими медными монетами и раковинами. Медных монет 21, все они разных годов прошлого столетия. Куплена в Томске на толкучем рынке (такое украшение носят мордовки на груди сверх платья» [Флоринский, 1890: 216; Каталог., 1980: 75].
К тому же следует добавить поделки прикамских удмуртов, собранные в Удмуртском республиканском музее и дающие достаточно полное понимание места каури в костюме и женских украшениях: при изготовлении сережек, накосников, поделок шейно-нагруд-ного ношения и чересплечных перевязей [Волкова, 1988: 159, 162, 164, 68, 171, рис. 11].
Вторая группа носителей каури в Поволжье представлена поволжскими, или казанскими татарами, появление которой обусловлено этническим и культурным наследием Золотой Орды, оно же является субстратным элементом для других территориальных татарских образований. В том числе для сибирских татар в составе барабинской и томской групп. По данным В. М. Флоринского, служившего ряд лет в Казанском университете и в подробностях знакомого с историей края, «.раковины эти называются Numus, получаются они из Средиземного моря. Шаманствующие инородцы приобретают их в Казани, где этими красивыми раковинками ведется правильная торговля [Флоринский, 1888: 153]. Помимо транзита на восток, Волжская Татария употребляла каури для собственных нужд, что наглядно доказывает «Историко-этнографический атлас татарского народа», демонстрирующий головные уборы и перевязи, снабженные каури [Суслова, Мухамедова, 2000: 167, 230]. На характерную особенность таковых деталей татарской одежды в свое время, указал И. Г. Георги, писавший: «Мещеряки. носят наподобие ленты через плечо широкую. перевязь. Нередко перевязь. снабжена амулетом в виде раковины «каури».» (цит. по: [Суслова, Мухамедова, 2000: 230]).
Исследование мифологии сибирских татар, проведенное группой авторов, показало, что в воззрениях этноса присутствует множество домусульманских натурфилософских сентенций, присущих народам с языческим мировоззрением. В том числе и в контексте осмысления роли и места каури в бытовой культуре [Корусенко, Ожередов, Яр-зуткина, 20013: 113-128]. По данным исследователей, каури у татар служили оберегами с соответствующими формами применения [Смирнова, 1999: 95, 96].
Этнографические образцы каури у народов Сибири ранее были представлены в специальной работе [Ожередов, 2022], поэтому, не задерживаясь, перейдем к истории этих раковин у народов Дальнего Востока. Единственным дополнением к сибирской теме следует отметить несколько примеров из порубежной бурятской этнографии, фиксирующей некую переходную зону от сибирской забайкальской к дальневосточной. По имеющимся данным, каури здесь использовали прежде всего шаманы, о чем свидетельствует костюм из собрания Российского этнографического музея [Ожередов, 2022: рис. 3.-2] и сообщение Ц. Ж. Жамцарано, описавшего у агинских бурят куклу «девицы», изображавшую онгона Дабая, покровителя скотоводства, на шею которого были «под-вешаны раковины Сургеа шопе1а». Другой онгон, по имени Хэстэ — «имеющий бубен», живет в бубне в виде мужской фигуры, вставленной в перекладину. К его шее прикреплена красная ленточка с Cyprea moneta [Жамцарано, 1909, с. 380].
По выявленным источникам, этносы — носители каури — на Дальнем Востоке расселялись преимущественно по Амуру и в приамурской зоне. Это народы тунгусо-маньчжурской языковой группы, у которых точно так же, как у народов Сибири, каури служили элементами накосных украшений. К примеру, девичий накосник нанайцев афи представляет собой фрагмент ткани, украшенный бусами, медными пуговицами и раковинами каури [Клюева, Михайлова, 1988: 115; Михайлова: 39]. Интересное наблюдение имеется в исследовании Е. А. Михайловой. При описании причесок орочей и удэгейцев она проводит параллели с материалами обских угров и самодийцев: «Орочи и удэгейцы носили своеобразную прическу (одновременно украшение), которую следует рассматривать как прямую аналогию ложным косам северных хантов и манси, ненцев. Мужские и женские ложные косы одинаковы. Это затылочное украшение в виде продолговатого куска ткани, расшитого бисером, раковинами каури.» [Михайлова]. В свою очередь, переднюю часть налобных повязок нанаек, живущих близ устья Сунгари, украшали раковинами каури и мелкими белыми бусинами [Клюева, Михайлова, 1988: 115, рис. 6, 7].
На фотографии в собрании ГМЭ запечатлена тунгусская девушка (эвенка) в головном уборе, украшенном подвесками, на которых в районе висков имеется по одной крупной раковине каури [Василевич, 1977: 113-114, рис. 4].
А при описании плаща эвенкийского шамана А. Ф. Анисимов отметил целый ряд подвешенных к нему символических деталей, среди которых присутствовали металлические конические трубочки и колокольцы, представляющие голоса многочисленных духов шамана и изображения раковин каури [Анисимов, 1958: 178]. Помимо эвенков в отделке костюмов шаманов каури использовали маньчжуры. Так, А. М. Решетов зафиксировал ряд экземпляров на «кофте шамана», которая была «обильно украшена нашитыми раковинами каури: на груди розетками по три штуки в каждой, на пле-
чах и верхней части рукава — по одной, на спине — три композиции из трех каури: две на лопатках и одна между ними» [Решетов, 1995: 104].
Щ
Рис. 2. Эвенка (р. Амур) [Василевич: 1977: рис. 4] Fig. 2. Evenka (r. Amur) [Vasilevich: 1977: fig. 4]
Издревле каури бытует на просторах Центральной и Средней Азии, где находит множество общего в части семантики с культурами сопредельной Сибири. К примеру, в Киргизии раковины появляются в скифо-сарматское время и пользуются спросом вплоть до начала XX в. При этом у киргизов точно так же, как у шорцев, о которых писал Л. П. Потапов, каури служила символом богини Умай [Фиельструп, 2002: 91; Потапов, 1973: 269, 270]. Такого рода находками изобилуют соседний Казахстан, где по сведениям Ю. А. Заднепровского, каури находили в могильнике Кыр-Чебакты (111-1 вв. до н. э.) [Заднепровский, 1992: 103, 343, табл. 37-37], в катакомбе № 12 могильника Культобеарысской культуры, соотносимой с северными сюнну, откочевавшими в Канцзюй (I в. до н. э. III в. н. э.) [Подушкин, 2014: 399-400, 406, рис. 3.-4], в могильнике Мардан (нач. I в. н. э) [Байпаков, Воякин, 2003: 123], в некрополе усуней Узун-Булаг (II в. до н. — VI в. н.), они же «рыжие дьяволы», обитатели Синьцзяна, Киргизии, Семиречья и предположительно потомки ираноязычных саков-тиграхауда [Боканов, 2008: 130, рис. 21.-189]. К ним же примыкают каури в «могилах маленьких детей» джетыасар-
ской культуры, пережившей в низовьях Сырдарьи почти тысячелетие, от конца эпохи бронзы до IX в. [Левина, 1994: 77; Левина, 1992: 70, 343, табл. 24.-14].
В публикациях Г. Н. Потанина, освещавших его экспедиции в Центральную Азию (1876-1877 и 1879-1880 гг.), каури отмечены на головных уборах киргизок (монгольские казахи) и костюмах монгольских шаманов. При этом исследователь уточняет, что у монголок каури нет [Потанин, 1881: 107; 1883: 52, 113-114, табл. XX-91, XXI-94]. Действительно, в Национальном историческом музее МНР экспонируется шаманский костюм, на шапке которого просматривается несколько белых раковин каури.
Рис. 3. Костюм шамана. Национальный исторический музей МНР Fig. 3. A shaman costume. National historical museum MNR
А в собрании Кунсткамеры хранится комплект северомонгольской дархатской шаманки, которому посвящено специальное исследование К. В. Вяткиной. Каури в количестве девяти экземпляров нашиты в два ряда на шапку, обрамляя ее верх и низ. Показательно, что дархатский этнос возник в результате «омонголивания» тувинцев, проявившемся в близости воззрений и шаманских атрибутов [Вяткина, 1969: 141, табл. Ь3, П-17]. Примечательно, что на алтайском плаще маньяке зафиксировано девять подвесок в виде фигурок дочерей Ульгеня, на которых присутствует знак в форме раковины каури.
Что касается информации Г. Н. Потанина об отсутствии каури у монголок, следует внести уточнение: в Ховдском аймачном музее хранится урянхайский женский халат дээл с подвесками в виде нитей, на которых чередуются пуговицы и каури.
Рис. 4. Женский халат урянхайцев. Аймачный музей, Ховд, МНР Fig. 4. A female Uriankhai robe. Aimak museum, Khovd, MNR
Там же находится женский головной убор западномонгольских ойратов захчинов, по которому в плотный ряд, перемежаясь с бусинами, нашиты каури, а по центру из раковин смонтирована крестовидная фигура, напоминающая накладную бляшку (ПМА, 1999 г.; письменная информация преподавателя Ховдского университета, археолога Мунхбаяра Чулумбата. 16.07.2022). Любопытно, что аналогичные орнаменты, сложенные из каури, имеются на шапке хакасского шамана, представленной в каталоге выстав-
ки «Культура Алтая», организованной и проведенной Институтом археологии и этнографии СО РАН в Сеуле 22.07-12.09.1995 (см. рис. 182 каталога)1.
Долгое время каури бытуют у племен Тибета. В 1955 г. корреспондент газеты «Дей-ли Уоркер» Алан Уиннигтон отметил в национальном женском наряде тибетцев на-косник в виде «лоскута домотканой материи, прикреплявшегося к кончикам, косичек и свисавший от плеч до пят», на который были нашиты «монеты, а также раковины каури [Воронов, 1986: 66-67].
У народов Средней Азии каури входили в состав древнейших амулетов-фетишей, найденных в захоронениях Ферганы [Брыкина, Трунаева, 1995: 75, рис. 2.-15]. Как минимум две раковины были получены при раскопках на крупнейшем зороастрийском «античном» центре — городище Тахти-Сангин в Таджикистане (IV-III-II вв. до н. э.). Авторы публикации полагают, что «овальные раковины с отверстиями в центре» являлись «наглазниками» [Литвинский, Пичикян, 1981: 205]. Также они известны в Ташкентском оазисе и в Хорезме в комплексах III в. до н. э., затем их «почитали ... в средние века». В этнографическое время каури носили на одежде жители Хорезма, таджики и киргизы. Ассортимент украшений с участием каури был очень широк, превалируя преимущественно в детской сфере — подвески к концам бус на косах у девочек, ожерелья из бус, подвески к колыбелям. Таджики, жители Ферганской долины и Хорезма, изделия с каури считали оберегами, предохраняющими от дурного глаза, пусть даже раковина была в единственном экземпляре. Точно так же казахи употребляли каури в качестве охранительных талисманов, называя их змеиная голова. Киргизы, в свою очередь, почитали бусы и браслеты, изготовленные из каури вперемешку с нефритом и другими полудрагоценными камнями [Борозна, 1975: 288-289]. По наблюдениям Л. А. Чвы-ря, доисламские воззрения или их остатки проявляются у уйгуров, таджиков и узбеков в виде обращений к каури и другим предметам, «явно наделенным архаической защитной символикой» [Чвырь, 2006: 152].
Ранние образцы каури, обсуждение их «доместикации» и семантики
По данным П. М. Кожина, интерес к раковинам человек начинает проявлять с эпохи палеолита [Кожин, 2016: 8], и тогда же каури стали попадать в погребения людей [Три-фанова, Соёнов, 2019: 54]. К сожалению, авторы не указали источник, послуживший такому утверждению, но предложенная тема вполне имеет продолжение. Б. Л Богаев-ский писал, что первые следы присутствия раковин ципреи вместе с человеком обнаружены в мадленской Пещере гарпунов и на скелете в пещере Барма Гранде в Гримальди [Богаевский, 1931: 3]. По данным С. Кучеры, почитание каури в китайской археологии также восходит к палеолиту [Кучера, 1977: 42].
В контексте изучения ранних каури большой интерес представляют находки в пещере Мас д'Азиль близ одноименной деревни Южной Франции. В 1887-1889 гг. Эдуар Пьетт исследовал восьмиметровый слой культурных отложений, где обнаружил плоские гальки, раскрашенные с одной стороны окисью железа. Среди множества геоме-
Каталог издан на корейском языке и лишь на первой обложке можно прочесть «The Altai culture». Фотографии аннотированы на корейском и английском языках, позволяя идентифицировать предметы на фото.
трических рисунков имеется мотив из пары параллельных полос с зубчатым краем по внутренней стороне, сильно напоминающий разрез на лицевой стороне натуральной каури.
Рис. 5. Рисунки на гальках из Масд'Азиль [Осборн, 1924: рис. 110] Fig. 5. Pictures on the pebbles from the Grotte du Mas d'Azil [Osborne, 1924; fig. 110].
Уже первые находки с росписями получили разнообразные трактовки, включая суждение о примитивной иераглифики [Обермайер, 1913: 246-251; Осборн, 1924: 359360, рис 110; Богаевский, 1931: 22; Мириманов, 1973: 151-153, 305-306; Руссо, 2003: 12, рис. 13.-1; Толксдорф, Крафт, Шмидт, 2018: 72]. Эдуар Пьет отнес азильские находки, в числе которых были и «расписные гальки», к верхнему палеолиту. Точнее, к «переходному периоду» от мадлена к неолиту, обозначив его специальным термином «Азиль»2. Исследования комплекса продолжились в XX в.: в 1901-1902 гг. А. Брейлем, а в 19351944 гг. супругами Сен-Жюста и Марты Пекар. В 1985 г. Клод Куро насчитал в 20 музеях мира 1400 экземпляров таких галек [Толксдорф, Крафт, Шмидт, 2018: 74].
Практически вслед за азильскими гальками натуральные каури появляются в культурном слое Афразийского протогорода «Иерихон А» (VIII тыс. до н. э.). Земледелие, которым занимались горожане, создавало избыток продуктов достаточный не только для содержания вождей и других представителей непроизводящей сферы, но и для обмена. В инвентаре памятника найдены «абсидиан из Анатолии, бирюза из Синая, раковины каури из районов около Красного моря).» [Николаева, Сафронов, 1999: 162]. Несколько позже в Северной Месопатамии появляется поселение неолита и энеолита «Арпачия (Телль-Арпачия, Тепе-Решва) ... на территории современного города Мо-сул в иракской провинции (мухафазе) Найнава». Памятник находится в 6 км от более позднего города Ниневия, в местности с персидским названием Тепе-Решва (холм Ре-
2 В Глоссарии палеолитического искусства за авторством Алена Руссо имеется уточнение: «Эпоха и культура, следующая за мадленской эпохой, когда наступает период умеренного климата настоящего времени. Это переходный период и для окружающей среды, и для образа жизни, и для материальной культуры. Фигуративное искусство почти исчезает за некоторыми исключениями. Для азильско-го искусства характерны галечные орудия с гравированными и живописными геометрическими мотивами» [Руссо, 2003: 12].
шва). «Телль был населён в халафский и убейдский периоды. 5500 лет до н. э.». В городе найдены «бусы, где ромбы из черного обсидиана чередуются с раковинами каури» [Заря человечества, 1998: 138-139].
Заметный след каури в западноевропейской культуре проложили кельты, изобразив в I в. до н. э. эти раковины на своих золотых монетах. Несколько позже римский император Калигула (37-41 гг.) безуспешно пытался объявить местные раковины деньгами, возродив тем самым древнюю практику хождения средиземноморской монеты-каури, именовавшейся «кипрской» монетой [Воронов, 1986: 66, 69, 70]. По сведениям Б. Л. Богаевского, «каури были известны также в неолите Крита и встречались изредка в погребениях микенского периода» [Богаевский, 1931: 3].
На противоположной стороне континента, на Дальнем Востоке, в ряду ранних носителей каури, безусловно, стоит Китай, где раковины делятся на два больших блока по функциональному и семантическому признаку. Первый — это чисто метафизический знак, возводивший раковину в сакрализованный символ Богини, возникший в эпоху камня в парадигме духовного смысла. Слегка забегая вперед, отметим, что так ставит вопрос Морис Годелье, признавая вслед за людьми новогвинейского племени толаи, каури-деньги более «тяжелыми», более «духовными», чем национальная валюта кина, которую они находят недостаточно «духовной» [Годелье, 2007: 198]. Сходная духовность формирует в Китае особое отношение к каури, отраженное в разных сферах жизни древнего и традиционного китайского общества. Б. Л. Богаевский писал, что каури были найдены в погребениях нескольких периодов Ганьсу вперемешку с медными изделиями, бусами из мрамора и полудрагоценных камней, например бирюзы [Бога-евский, 1931: 2]. Однако почитание каури восходит к неолиту Китая, когда раковины каури стали одним из излюбленных элементов орнаментации керамики культуры ян-шао [Кашина, 1978: 194], где прототипами для создания сложных мотивов послужили натуральные образцы, зарегистрированные в недалеком прошлом при раскопках захоронений носителей этой культуры.
Рис. 6. Каури на неолитической керамике яншао (1, 2) Fig. 6. Cowrie on the neolithic Yangshao pottery (1, 2)
Позднее знаки каури послужили формированию ранней иероглифики, в которой каури явились изначальным символом Богини, сопровождавшим патронессу еще из палеолитических времен [Кучера, 1977: 42, рис. 10.-4].
К этому же выводу склоняет древнее начертание китайского иероглифа бэй, являющее собой не что иное, как стилизованное изображение раковины каури с моллюском внутри [Быков, 1969: 4; Нестеренко, 2002: 23]. В контексте данного осмысления уместно тонкое замечание М. Элиаде: «..на определенном уровне культуры весь мир, мир «природный», так же, как мир предметов и вещей, изготовленных человеком, оказывается сексуализированным» (цит. по: [Цивьян, 1991: 78]). Ему вторит автор словаря символов, где он пишет о каури: «Это символ водный, женский и сексуальный по своему характеру: уподобляется женским гениталиям, раковина связывается с плодородием и плотской любовью.» [Словарь., 2006: 164]. На причину популярности каури весьма прозрачно указал Л. Я. Штернберг, написавший следующие слова: «Примитивный человек, добывая их издалека, очень дорожил ими, ибо каури напоминают женский орган и считались поэтому охраной против злых духов, и понятно, что чем больше этих каури, тем больше человек будет в безопасности» [Штернберг, 2012: 206]. Данную точку зрения поддерживал Б. Л. Богаевский, словами которого «каури. обладали. ясно выраженным магико-религиозным и символически-эротическим значением различного содержания» [Богаевский, 1931: 3].
автор научной работы — Ожередов Ю. И.
Способ употребления каури, их назначение, половозрастную принадлежность и социальный ранг носителей авторы оценивают следующим образом: «Раковины не являются маркёром высокого социального статуса погребённых и встречаются чаще всего в детских и женских захоронениях», но имеются отдельные случаи «присутствия каури в мужских погребениях». Случай пребывания каури в мужском захоронении отмечен в могильнике Глинное (41/2). В целом анализ размещения раковин в могилах показывает, что они, как правило, были составной частью украшений — ожерелий и браслетов, о чем свидетельствуют спиленные спинки и одиночные сквозные отверстия у части экземпляров. Также «не подлежит сомнению их использование в качестве амулетов» [Синика, Закордонец, 2018: 81, 83-85]. Расширяя географию бытования причерноморских каури, Е. И. Савченко отметил их присутствие в комплексах скифского времени на Среднем Дону: в «Частых курганах» и в кургане у с. Мастюгино [Савченко, 2005: 486, рис. 9, 16, 18, 19].
Обширная сводка о каури в культурах «кочевников Азиатской Сарматии» приводится в статье М. Ю. Трейстера. На основе публикаций и личного знакомства с музейными собраниями автор презентует экземпляры из погребений «азиатских кочевников» «от Средиземноморья и Центральной Европы на западе до Китая — на востоке». Исследование охватывает финал II тыс. до н. э. — первые века новой эры. Анализу подверглись территории Карпатского района, Побужья, Приднепровья, Северного Причерноморья, Нижнего Подонья, Юго-Западного и Центрального Крыма, Азиатского Боспо-ра, Прикубанья и Прикамья. Кроме того, обзор в разной мере затрагивает ранний железный век Средиземноморья, Центральной и Восточной Европы, Восточной Сибири, Ближнего, Среднего и Дальнего Востока [Трейстер, 2021: 23-27]. Однако при всей скрупулезности и наполненности исследования, автор оставил много места для дополнений, обусловленных как поставленными задачами, так и недостатком источников. За пределами обзора остались прежде всего памятники, возникшие вне эпохи раннего железа, которыми собственно и ограничено исследование. При этом в рамках означенной хронологии во множестве выявлены неучтенные публикации, несущие дополнительные сведения, к примеру, о находках на территории Сибири. Представляется, что к использованным источникам следует добавить ряд работ, начиная, например, с обобщающего коллективного исследования, отразившего ситуацию с каури у хунну Забайкалья. Группой авторов был проведен анализ инвентаря четырех крупнейших некрополей региона (Иволгинский, Дырестуйский, Культук, Черемуховая падь и Ильмовая падь), где наличие каури разделилось ровно пополам, раковины имелись лишь в двух первых [Кра-дин и др., 2004: 40, 51, 52, 57, 59]. А в особо выделенный автором сюжет о каури на поясах кочевников не лишне включить монографическое исследование В. Н. Добжанско-го, посвященное истории наборных поясов кочевников VII-! вв. до н. э., в том числе из захоронений большереченской культуры Верхнего Приобья [1990: 24]. Также недостаточно полно представлены скифоидные памятники Алтая, Тувы, Хакасии и других районов, существенно пополнивших находками корпус «сибирских» каури [Ожередов, 2022: 83].
Источниковедческий анализ показывает, что при смене скифо-савроматского мира на гунно-сарматский в отношении к каури, по сути, ничего не изменилось. Просто теперь они встречаются не в скифских, а в хуннусских некрополях Сибири и не в сав-роматских, а в сарматских захоронениях западной зоны. К примеру, в Подонье это сарматский могильник Новый [Мец, 2004: 106, рис. 1.-1; Brosseder, 2011, э. 384, fg. 34], а в Приднепровье погребение конца 11-1 вв. до н. э. у с. Подгородное [Костенко,1984: 127, рис. 2.-27]. И этот процесс культурного замещения прослеживается повсеместно, демонстрируя своей преемственностью дрейф вверх по хронологической шкале в сторону Средневековья, Нового и Новейшего времени. После захвата гуннами части европейского Боспора (Ш-У1 вв.) каури появляются в средневековом некрополе квартала Кор-чев в Боспоре (в Керчи), в каменных ящиках у стен церкви Иоанна Предтечи, а в конце У-Х вв. широкой полосой дефилирует от Приднестровья через Крымский полуостров и Северо-Восточное Причерноморье до отрогов Закавказья [Крым, Северо-Восточное Причерноморье, 2003: 134, 457, 480]. С У1-У11 и до середины IX в. каури служили амулетами у алан Северного Кавказа и Среднего Дона, где возник салтово-маяцкий вариант аланской культуры [Албегова, 2001: 84, 89, 94, табл. 2-4]. Но прежде чем в IX в. выйти из употребления, каури украсили ожерелье молодой аланки из некрополя Подорванная Балка (У11-Х вв.) в Нижнем Архызе [Доде, 2005: 322, рис. 3]
Рис. 1. Аланка, VII-X вв. Реконструкция. [Доде, 2005:322, рис. 3] Fig. 1. Alanka, VII-X centuries. Reconstruction. [Dode, 2005:322, fig. 3]
В Закавказье каури были найдены в захоронениях К-ХШ вв. Грузии и Азербайджана [Крым, Северо-Восточное Причерноморье, 2003: 15, табл. 47.-4, 48.-38, 171.-48, 194.-7-11].
В северной лесной зоне Восточной Европы, вплоть до Урала, картина довольно пестрая, ввиду, вероятно, бессистемных поступлений каури на эти территории. Ситуация примерно такая же, как у народов Западной Сибири, точно так же не имевших регулярного притока каури, хотя народы тайги стремились оградиться от несчастий с помощью их магической силы [Ожередов, 2022: 86].
По сведениям И. Г. Спасского, довольно рано раковины появляются в зоне расселения прибалтийских племен [Спасский, 1970: 70]. Их находили в памятниках К^П вв. до н. э. Северной Германии, Литвы, Латвии, балтийских островов и под белорусским Витебском. Другая группа находок каури и их имитаций выявлена в комплексах VI-VII вв. в Германии, IX в. в Швеции, XVI в. под Ригой [Воронов, 1986: 68]. О каури в землях немецкой Прибалтики писал Карл Риттер, указав на их наличие в древних могилах Померании [Риттер, 1877: 377]. Этнографические образцы выявлены далее к югу, практически в центре германских земель, где каури «еще в начале XIX столетия служили украшением сбруи саксонских гусаров» [Вейле, 1923: 101]. Судя по обстановке, торговые люди, поставлявшие раковины в восточные регионы, не забывали обеспечить местные прибалтийские и соседствующие с ними, часто родственные, племена. Каури известны в составе височных колец из могильников развитого Средневековья, оставленных финно-угорским народом водь [Седов, 1987: табл. Х-4]. По сведениям Т. Вахтер, «каури были у мордвы, «ингерманландцев», черемисов, а также, в древностях «железного века Финляндии» [Орнаментика..., 201: 78, 80, 82, 84, 431-432, 433, табл. 124, 125]. Названные народы относятся к финно-угорской языковой группе, именованной Л. Я. Штернбергом «наши финские народы» [Штернберг, 2012: 306].
По сведениям И. Г. Спасского, каури поставлялись в Северо-Западную Русь из городов Прибалтики уже с XII в. [Спасский, 1970: 70]. Особенно заметное число их обнаружено в новгородских и псковских древностях XII-XIII вв. Иногда в виде кладов, ярким образцом которых является клад, найденный под Псковом. Новгородские купцы с XII в. снабжали этими раковинами Среднее и Верхнее Поволжье [Воронов, 1986: 68; Спасский, 1970: 70]. На это же столетие приходится пик кладов, найденных в Северо-Западной Руси. Продолжая эту историю, отметим, что в XVI в. русские «гости» тысячами закупали в Риге ужовки (жуковины, змеиные «гажьи головки»), так их звали на Руси, ввозили в Новгород и распространяли по другим землям [Воронов, 1986: 6869; Спасский, 1970: 71]. Данное утверждение подкрепляют находки в восточнославянских средневековых городах, в Новгороде, Пскове, близ Витебска. Три каури известны в составе ожерелья из погребения первой половины XII в. в детинце городища вятичей Серенска [Зайцева, 2001: 96].
Помимо русских городских некрополей, каури обнаружены в сельских могильниках Тверской земли. В женских захоронениях Верхневолжья изучены и реконструированы погребальные костюмы и нагрудные украшения XI-XII вв., оснащенные каури. Данные образцы обнаружены в могильниках Высокино 22, Дуденево и Устье. «В Высо-кино раковина была найдена в единичном экземпляре и занимала центральное место
в ожерелье из бус. В Дуденево раковина каури была подвешена на крупной трапециевидной подвеске», а в Устье ими украсили верхний обрез (горловину) женского платья [Степанова, 2018: 58, 59, рис. 2].
Не менее часты позднесредневековые клады каури и погребения с ними в Поволжье [Воронов, 1986: 68]. В этнографический период центром торговли в регионе являлась Казань, о которой сообщал В. М. Флоринский как о пункте распространения каури, доставленных с берегов Средиземного моря [Флоринский, 1888: 153] с последующим их продвижением на восток. По некоторым данным, у народов Сибири раковины «сохраняли свое торговое значение» вплоть до начала XIX в. [Спасский, 1970: 71]. Помимо поставок с запада, каури могли поступать в Казань по Волге от южных соседей вместе с потоками другого восточного импорта. Здесь речь идет о самых массовых образцах, собранных в бассейне Индийского океана (Мальдивские и Лаккадивские острова, остров Мафия). Существует информация, что арабские, а затем венецианские купцы целыми караванами доставляли каури из Индии в Африку [Квашин]. Нельзя исключать того, что какая-та часть этого товара уходила по обменным каналам на север и оседала у лесных племен. По данным М. Ю. Трейстера, «топография. находок показывает, что раковины каури дошли до древней области Дахистан, расположенной на юго-восточном побережье Каспийского моря», куда они проникли через территорию Бактрии и Маргианы, «намечая возможность функционирования Великого индийского пути, по ставшей, по-видимому, уже традиционной трассе — по Амударье, затем от нее через Келифский Узбой в Маргиану и далее к Каспийскому морю» [Трейстер, 2021: 27].
По сведениям К. Риттера, каури в качестве украшений встречаются «у киргизок, казанских татар и мордвы в Нижегородской губернии» [Риттер, 1877: 377]. В Волго-Ка-мье раковина каури обнаружена в раннесредневековом могильнике Коминтерновский II (VI-VII вв.) [Казаков, 1998: 103, рис. 14.-1]. Чуть позже (VIII в.) они появляются в памятниках среднецнинской мордвы и фиксируются в захоронениях плоть до первой половины IX в. [Воронина, 2005: 98, 104], а в X-XI вв. каури попадает в марийский жертвенный комплекс, сопровождавший погребение Русенихинского могильника в По-ветлужье [Никитина, 2018: 128, рис. 10.-19]. В экспозиции Национального музея Республики Татарстан демонстрируются каури из захоронений ранних булгар в Больше-тарханском могильнике (вторая половина VIII-IX вв.). Также они найдены в трех погребениях Больше-Тиганского некрополя (IX — нач. X в.) [Халикова, Халиков, 2018: 115,123,124, табл. VII-22, XV-5, XVI-12]. Далее каури обнаружены в синхронных ему захоронениях Танкеевского могильника (IX-X вв.) [Chalikova, Kazakov, 1977: 183, 189, Pl. IXa-5, XVа-16б XVb-1]. Семнадцать экземпляров раковины встречены в погребение № 2 XIII-XIV вв. Аверинского I могильника родановской культуры. Согласно статистическим данным каури в числе 323 экземпляров зафиксированы среди украшений головного убора, прически, костюма и обуви [Голдина, Кананин, 1989: рис. 64, 18; 2012: табл. 8, 15]. Согласно существующей классификации бус Нижнего Поволжья синхронные аналоги обнаружены в погребениях золотоордынского времени, где «учтено 11 раковин каури, из них 10 имеют просверленное отверстие для подвешивания. Длина от 13 до 30 мм» [Курышова, 2012: 211].
В Прикамье изделия с каури выявлены в инвентаре мазунинской культуры (первая половина — середина III — середина VI в. н. э.) [Краснопёров, 2007: 110]. А на территории Удмуртии раковины найдены в погребении № 97 средневекового (IX — начало X в.) Тольёнского могильника [Семенов, 1988: 32, рис. 3.-17]. Чуть ранее сильному воздействию южных культур подверглись прикамские племена бассейна р. Чепцы, вследствие чего в наборы женских украшений VIII-IX вв. в небольшом количестве попали каури [Иванов, 1997: 114, рис. 65.-9].
В Приуралье аналогичные образцы в количестве 87 экземпляров найдены в Бирском некрополе эпохи Великого переселения народов (ГУ^П вв.) [Мажитов, 1968: 38]. Далее к востоку каури обнаружены в средневековых захоронениях Южного Урала. В могильнике Покровском (XIII-XIV вв.) раковина с отверстием расчищена в кургане № 7 около нижней челюсти взрослого человека. Еще два экземпляра залегали в Оренбургской области в кургане № 15 Ново-Кумакского могильника, синхронного предыдущему [Гарустович, Иванов, 2014: 214, рис. 72-9, 207, рис. 79.-11].
Завершая краткий обзор средневековых находок, не лишне заметить, что каури в статистически заметном исчислении встречены в средневековых памятниках Сибири, фиксируя отдельную нишу в многообразной, разнокультурной и разноэтнич-ной картине распространения каури у народов Евразии. Заметный вклад в заполнение средневекового пространства принадлежит находкам из погребений Алтая [Оже-редов, 2022: 83]. Синхронной некоторым приуральским экземплярам стала, к примеру, раковина со срезанной спинкой из женского захоронения в тюркском кургане № 2 курганной группы Ивановка XVII (К^ вв.) [Алехин, 1997: 134, 136, рис. 1-2]. Хронологическим продолжением этих находкок явились образцы из впускных погребений монгольского времени могильников Талдуаир^ и Яконур [Тишкин, 2009: 175, рис. 120.3, 4, 188, рис. 130.-12]. Самой поздней археологической находкой каури на Алтае стал женский накосник из позднесредневекового захоронения в Чоба-Баш, снабженный четырьмя десятками раковин (Борисенко, Худяков, 2003: 162, рис. 1]. Синхронная находка встречена Е. В. Ковычевым в женском захоронении XV-XVI вв. близ забайкальского с. Ононск, где расчищен головной убор, украшенный двадцатью каури [Косых, Ко-вычев, 2020: 15, рис. 4, 5]. Вместе с селькупскими и иртышско-барабинскими и алтайским образцами данный экземпляр выходит на рубеж нового времени и служит «проводником» к этнографическим аналогам, разворачивая тем самым исследования в историческую плоскость. Однако самую эту плоскость представила другая «археологическая» находка. В подкурганном детском захоронении XVIII в. могильника Кок-Паш на Алтае были расчищены бусы, в состав которых, судя по фотографии, входили семь раковин каури с обрезанными спинками [Каталог., 2004: 65, рис. 4]. И если Чоба-Баш только придвинулся к этнографии, то Кок-Пашем фактически закончилась археология и началась этнографическая презентация алтайских народов. Ситуации, ознаменованные появлением вслед за позднесредневековыми экземплярами каури этнографических образцов, известны в Прииртышье, Притоболье, Сургутском и Томско-На-рымском Приобье Западной Сибири [Ожередов, 2022: 76-81].
Редактор советского издания книги Ю. Липса добавил от себя: «Употребление раковины каури (ужовки) в качестве украшения на одежде либо как амулета было широ-
ко распространено прежде и у народов СССР: в Поволжье, на Кавказе, в Сибири и др.» [Липс, 1954: 73]. О бытовании каури у сибирских народов Нового и Новейшего времени дает представление «Каталог съемных украшений народов Сибири», составленный на основе собрания Кунсткамеры [Клюева, Михайлова, 1988].
Что касается региона Волго-Камья, то вслед за корпусом «археологических» находок здесь отмечен блок «этнографических» каури, принадлежащий двум различным в языковом отношении группам населения — финно-уграм и поволжским тюркам. Первую группу представляют мордва-мокша, мордва-эрзя и марийцы [Калашникова, Плужников, 1990: рис. 63, 66-70]. Наглядную презентацию некоторых видов украшений поволжских угров дают музейные экспонаты. В собрании Музея археологии и этнографии Сибири Томского государственного университета хранится марийская женская подвеска (колл. № 4346), описанная следующим образом: «Нагрудник инородческий, сплетенный из бус и раковин, оканчивающийся длинною бахромой из крученых шерстяных ниток коричневого цвета и бисерной сеткой». Предмет передан в музей «Иннокентием Петровичем Кузнецовым 4 марта 1890 года» [Флоринский, 1898: 338; Каталог.. .1980: 72]. Другой элемент марийской женской одежды представлен свадебной шапочкой, у которой «сзади. спускаются две подвески из бисера, оканчивающиеся раковинами каури» (колл. № 4983-34в) [Каталог., 1980: 70, табл. Ш-3].
Не меньший интерес представляет мордовское «женское нагрудное украшение», поступившее в музей, как и марийские вещи, в XIX в. М. Флоринский описал его следующим образом: «№ 4015. Овальная бляха 14 сант. ширины и 11 вышины, унизанная бусами, русскими медными монетами и раковинами. Медных монет 21, все они разных годов прошлого столетия. Куплена в Томске на толкучем рынке (такое украшение носят мордовки на груди сверх платья» [Флоринский, 1890: 216; Каталог., 1980: 75].
К тому же следует добавить поделки прикамских удмуртов, собранные в Удмуртском республиканском музее и дающие достаточно полное понимание места каури в костюме и женских украшениях: при изготовлении сережек, накосников, поделок шейно-нагруд-ного ношения и чересплечных перевязей [Волкова, 1988: 159, 162, 164, 68, 171, рис. 11].
Вторая группа носителей каури в Поволжье представлена поволжскими, или казанскими татарами, появление которой обусловлено этническим и культурным наследием Золотой Орды, оно же является субстратным элементом для других территориальных татарских образований. В том числе для сибирских татар в составе барабинской и томской групп. По данным В. М. Флоринского, служившего ряд лет в Казанском университете и в подробностях знакомого с историей края, «.раковины эти называются Numus, получаются они из Средиземного моря. Шаманствующие инородцы приобретают их в Казани, где этими красивыми раковинками ведется правильная торговля [Флоринский, 1888: 153]. Помимо транзита на восток, Волжская Татария употребляла каури для собственных нужд, что наглядно доказывает «Историко-этнографический атлас татарского народа», демонстрирующий головные уборы и перевязи, снабженные каури [Суслова, Мухамедова, 2000: 167, 230]. На характерную особенность таковых деталей татарской одежды в свое время, указал И. Г. Георги, писавший: «Мещеряки. носят наподобие ленты через плечо широкую. перевязь. Нередко перевязь. снабжена амулетом в виде раковины «каури».» (цит. по: [Суслова, Мухамедова, 2000: 230]).
Исследование мифологии сибирских татар, проведенное группой авторов, показало, что в воззрениях этноса присутствует множество домусульманских натурфилософских сентенций, присущих народам с языческим мировоззрением. В том числе и в контексте осмысления роли и места каури в бытовой культуре [Корусенко, Ожередов, Яр-зуткина, 20013: 113-128]. По данным исследователей, каури у татар служили оберегами с соответствующими формами применения [Смирнова, 1999: 95, 96].
Этнографические образцы каури у народов Сибири ранее были представлены в специальной работе [Ожередов, 2022], поэтому, не задерживаясь, перейдем к истории этих раковин у народов Дальнего Востока. Единственным дополнением к сибирской теме следует отметить несколько примеров из порубежной бурятской этнографии, фиксирующей некую переходную зону от сибирской забайкальской к дальневосточной. По имеющимся данным, каури здесь использовали прежде всего шаманы, о чем свидетельствует костюм из собрания Российского этнографического музея [Ожередов, 2022: рис. 3.-2] и сообщение Ц. Ж. Жамцарано, описавшего у агинских бурят куклу «девицы», изображавшую онгона Дабая, покровителя скотоводства, на шею которого были «под-вешаны раковины Сургеа шопе1а». Другой онгон, по имени Хэстэ — «имеющий бубен», живет в бубне в виде мужской фигуры, вставленной в перекладину. К его шее прикреплена красная ленточка с Cyprea moneta [Жамцарано, 1909, с. 380].
По выявленным источникам, этносы — носители каури — на Дальнем Востоке расселялись преимущественно по Амуру и в приамурской зоне. Это народы тунгусо-маньчжурской языковой группы, у которых точно так же, как у народов Сибири, каури служили элементами накосных украшений. К примеру, девичий накосник нанайцев афи представляет собой фрагмент ткани, украшенный бусами, медными пуговицами и раковинами каури [Клюева, Михайлова, 1988: 115; Михайлова: 39]. Интересное наблюдение имеется в исследовании Е. А. Михайловой. При описании причесок орочей и удэгейцев она проводит параллели с материалами обских угров и самодийцев: «Орочи и удэгейцы носили своеобразную прическу (одновременно украшение), которую следует рассматривать как прямую аналогию ложным косам северных хантов и манси, ненцев. Мужские и женские ложные косы одинаковы. Это затылочное украшение в виде продолговатого куска ткани, расшитого бисером, раковинами каури.» [Михайлова]. В свою очередь, переднюю часть налобных повязок нанаек, живущих близ устья Сунгари, украшали раковинами каури и мелкими белыми бусинами [Клюева, Михайлова, 1988: 115, рис. 6, 7].
На фотографии в собрании ГМЭ запечатлена тунгусская девушка (эвенка) в головном уборе, украшенном подвесками, на которых в районе висков имеется по одной крупной раковине каури [Василевич, 1977: 113-114, рис. 4].
А при описании плаща эвенкийского шамана А. Ф. Анисимов отметил целый ряд подвешенных к нему символических деталей, среди которых присутствовали металлические конические трубочки и колокольцы, представляющие голоса многочисленных духов шамана и изображения раковин каури [Анисимов, 1958: 178]. Помимо эвенков в отделке костюмов шаманов каури использовали маньчжуры. Так, А. М. Решетов зафиксировал ряд экземпляров на «кофте шамана», которая была «обильно украшена нашитыми раковинами каури: на груди розетками по три штуки в каждой, на пле-
чах и верхней части рукава — по одной, на спине — три композиции из трех каури: две на лопатках и одна между ними» [Решетов, 1995: 104].
Щ
Рис. 2. Эвенка (р. Амур) [Василевич: 1977: рис. 4] Fig. 2. Evenka (r. Amur) [Vasilevich: 1977: fig. 4]
Издревле каури бытует на просторах Центральной и Средней Азии, где находит множество общего в части семантики с культурами сопредельной Сибири. К примеру, в Киргизии раковины появляются в скифо-сарматское время и пользуются спросом вплоть до начала XX в. При этом у киргизов точно так же, как у шорцев, о которых писал Л. П. Потапов, каури служила символом богини Умай [Фиельструп, 2002: 91; Потапов, 1973: 269, 270]. Такого рода находками изобилуют соседний Казахстан, где по сведениям Ю. А. Заднепровского, каури находили в могильнике Кыр-Чебакты (111-1 вв. до н. э.) [Заднепровский, 1992: 103, 343, табл. 37-37], в катакомбе № 12 могильника Культобеарысской культуры, соотносимой с северными сюнну, откочевавшими в Канцзюй (I в. до н. э. III в. н. э.) [Подушкин, 2014: 399-400, 406, рис. 3.-4], в могильнике Мардан (нач. I в. н. э) [Байпаков, Воякин, 2003: 123], в некрополе усуней Узун-Булаг (II в. до н. — VI в. н.), они же «рыжие дьяволы», обитатели Синьцзяна, Киргизии, Семиречья и предположительно потомки ираноязычных саков-тиграхауда [Боканов, 2008: 130, рис. 21.-189]. К ним же примыкают каури в «могилах маленьких детей» джетыасар-
ской культуры, пережившей в низовьях Сырдарьи почти тысячелетие, от конца эпохи бронзы до IX в. [Левина, 1994: 77; Левина, 1992: 70, 343, табл. 24.-14].
В публикациях Г. Н. Потанина, освещавших его экспедиции в Центральную Азию (1876-1877 и 1879-1880 гг.), каури отмечены на головных уборах киргизок (монгольские казахи) и костюмах монгольских шаманов. При этом исследователь уточняет, что у монголок каури нет [Потанин, 1881: 107; 1883: 52, 113-114, табл. XX-91, XXI-94]. Действительно, в Национальном историческом музее МНР экспонируется шаманский костюм, на шапке которого просматривается несколько белых раковин каури.
Рис. 3. Костюм шамана. Национальный исторический музей МНР Fig. 3. A shaman costume. National historical museum MNR
А в собрании Кунсткамеры хранится комплект северомонгольской дархатской шаманки, которому посвящено специальное исследование К. В. Вяткиной. Каури в количестве девяти экземпляров нашиты в два ряда на шапку, обрамляя ее верх и низ. Показательно, что дархатский этнос возник в результате «омонголивания» тувинцев, проявившемся в близости воззрений и шаманских атрибутов [Вяткина, 1969: 141, табл. Ь3, П-17]. Примечательно, что на алтайском плаще маньяке зафиксировано девять подвесок в виде фигурок дочерей Ульгеня, на которых присутствует знак в форме раковины каури.
Что касается информации Г. Н. Потанина об отсутствии каури у монголок, следует внести уточнение: в Ховдском аймачном музее хранится урянхайский женский халат дээл с подвесками в виде нитей, на которых чередуются пуговицы и каури.
Рис. 4. Женский халат урянхайцев. Аймачный музей, Ховд, МНР Fig. 4. A female Uriankhai robe. Aimak museum, Khovd, MNR
Там же находится женский головной убор западномонгольских ойратов захчинов, по которому в плотный ряд, перемежаясь с бусинами, нашиты каури, а по центру из раковин смонтирована крестовидная фигура, напоминающая накладную бляшку (ПМА, 1999 г.; письменная информация преподавателя Ховдского университета, археолога Мунхбаяра Чулумбата. 16.07.2022). Любопытно, что аналогичные орнаменты, сложенные из каури, имеются на шапке хакасского шамана, представленной в каталоге выстав-
ки «Культура Алтая», организованной и проведенной Институтом археологии и этнографии СО РАН в Сеуле 22.07-12.09.1995 (см. рис. 182 каталога)1.
Долгое время каури бытуют у племен Тибета. В 1955 г. корреспондент газеты «Дей-ли Уоркер» Алан Уиннигтон отметил в национальном женском наряде тибетцев на-косник в виде «лоскута домотканой материи, прикреплявшегося к кончикам, косичек и свисавший от плеч до пят», на который были нашиты «монеты, а также раковины каури [Воронов, 1986: 66-67].
У народов Средней Азии каури входили в состав древнейших амулетов-фетишей, найденных в захоронениях Ферганы [Брыкина, Трунаева, 1995: 75, рис. 2.-15]. Как минимум две раковины были получены при раскопках на крупнейшем зороастрийском «античном» центре — городище Тахти-Сангин в Таджикистане (IV-III-II вв. до н. э.). Авторы публикации полагают, что «овальные раковины с отверстиями в центре» являлись «наглазниками» [Литвинский, Пичикян, 1981: 205]. Также они известны в Ташкентском оазисе и в Хорезме в комплексах III в. до н. э., затем их «почитали ... в средние века». В этнографическое время каури носили на одежде жители Хорезма, таджики и киргизы. Ассортимент украшений с участием каури был очень широк, превалируя преимущественно в детской сфере — подвески к концам бус на косах у девочек, ожерелья из бус, подвески к колыбелям. Таджики, жители Ферганской долины и Хорезма, изделия с каури считали оберегами, предохраняющими от дурного глаза, пусть даже раковина была в единственном экземпляре. Точно так же казахи употребляли каури в качестве охранительных талисманов, называя их змеиная голова. Киргизы, в свою очередь, почитали бусы и браслеты, изготовленные из каури вперемешку с нефритом и другими полудрагоценными камнями [Борозна, 1975: 288-289]. По наблюдениям Л. А. Чвы-ря, доисламские воззрения или их остатки проявляются у уйгуров, таджиков и узбеков в виде обращений к каури и другим предметам, «явно наделенным архаической защитной символикой» [Чвырь, 2006: 152].
Ранние образцы каури, обсуждение их «доместикации» и семантики
По данным П. М. Кожина, интерес к раковинам человек начинает проявлять с эпохи палеолита [Кожин, 2016: 8], и тогда же каури стали попадать в погребения людей [Три-фанова, Соёнов, 2019: 54]. К сожалению, авторы не указали источник, послуживший такому утверждению, но предложенная тема вполне имеет продолжение. Б. Л Богаев-ский писал, что первые следы присутствия раковин ципреи вместе с человеком обнаружены в мадленской Пещере гарпунов и на скелете в пещере Барма Гранде в Гримальди [Богаевский, 1931: 3]. По данным С. Кучеры, почитание каури в китайской археологии также восходит к палеолиту [Кучера, 1977: 42].
В контексте изучения ранних каури большой интерес представляют находки в пещере Мас д'Азиль близ одноименной деревни Южной Франции. В 1887-1889 гг. Эдуар Пьетт исследовал восьмиметровый слой культурных отложений, где обнаружил плоские гальки, раскрашенные с одной стороны окисью железа. Среди множества геоме-
Каталог издан на корейском языке и лишь на первой обложке можно прочесть «The Altai culture». Фотографии аннотированы на корейском и английском языках, позволяя идентифицировать предметы на фото.
трических рисунков имеется мотив из пары параллельных полос с зубчатым краем по внутренней стороне, сильно напоминающий разрез на лицевой стороне натуральной каури.
Рис. 5. Рисунки на гальках из Масд'Азиль [Осборн, 1924: рис. 110] Fig. 5. Pictures on the pebbles from the Grotte du Mas d'Azil [Osborne, 1924; fig. 110].
Уже первые находки с росписями получили разнообразные трактовки, включая суждение о примитивной иераглифики [Обермайер, 1913: 246-251; Осборн, 1924: 359360, рис 110; Богаевский, 1931: 22; Мириманов, 1973: 151-153, 305-306; Руссо, 2003: 12, рис. 13.-1; Толксдорф, Крафт, Шмидт, 2018: 72]. Эдуар Пьет отнес азильские находки, в числе которых были и «расписные гальки», к верхнему палеолиту. Точнее, к «переходному периоду» от мадлена к неолиту, обозначив его специальным термином «Азиль»2. Исследования комплекса продолжились в XX в.: в 1901-1902 гг. А. Брейлем, а в 19351944 гг. супругами Сен-Жюста и Марты Пекар. В 1985 г. Клод Куро насчитал в 20 музеях мира 1400 экземпляров таких галек [Толксдорф, Крафт, Шмидт, 2018: 74].
Практически вслед за азильскими гальками натуральные каури появляются в культурном слое Афразийского протогорода «Иерихон А» (VIII тыс. до н. э.). Земледелие, которым занимались горожане, создавало избыток продуктов достаточный не только для содержания вождей и других представителей непроизводящей сферы, но и для обмена. В инвентаре памятника найдены «абсидиан из Анатолии, бирюза из Синая, раковины каури из районов около Красного моря).» [Николаева, Сафронов, 1999: 162]. Несколько позже в Северной Месопатамии появляется поселение неолита и энеолита «Арпачия (Телль-Арпачия, Тепе-Решва) ... на территории современного города Мо-сул в иракской провинции (мухафазе) Найнава». Памятник находится в 6 км от более позднего города Ниневия, в местности с персидским названием Тепе-Решва (холм Ре-
2 В Глоссарии палеолитического искусства за авторством Алена Руссо имеется уточнение: «Эпоха и культура, следующая за мадленской эпохой, когда наступает период умеренного климата настоящего времени. Это переходный период и для окружающей среды, и для образа жизни, и для материальной культуры. Фигуративное искусство почти исчезает за некоторыми исключениями. Для азильско-го искусства характерны галечные орудия с гравированными и живописными геометрическими мотивами» [Руссо, 2003: 12].
шва). «Телль был населён в халафский и убейдский периоды. 5500 лет до н. э.». В городе найдены «бусы, где ромбы из черного обсидиана чередуются с раковинами каури» [Заря человечества, 1998: 138-139].
Заметный след каури в западноевропейской культуре проложили кельты, изобразив в I в. до н. э. эти раковины на своих золотых монетах. Несколько позже римский император Калигула (37-41 гг.) безуспешно пытался объявить местные раковины деньгами, возродив тем самым древнюю практику хождения средиземноморской монеты-каури, именовавшейся «кипрской» монетой [Воронов, 1986: 66, 69, 70]. По сведениям Б. Л. Богаевского, «каури были известны также в неолите Крита и встречались изредка в погребениях микенского периода» [Богаевский, 1931: 3].
На противоположной стороне континента, на Дальнем Востоке, в ряду ранних носителей каури, безусловно, стоит Китай, где раковины делятся на два больших блока по функциональному и семантическому признаку. Первый — это чисто метафизический знак, возводивший раковину в сакрализованный символ Богини, возникший в эпоху камня в парадигме духовного смысла. Слегка забегая вперед, отметим, что так ставит вопрос Морис Годелье, признавая вслед за людьми новогвинейского племени толаи, каури-деньги более «тяжелыми», более «духовными», чем национальная валюта кина, которую они находят недостаточно «духовной» [Годелье, 2007: 198]. Сходная духовность формирует в Китае особое отношение к каури, отраженное в разных сферах жизни древнего и традиционного китайского общества. Б. Л. Богаевский писал, что каури были найдены в погребениях нескольких периодов Ганьсу вперемешку с медными изделиями, бусами из мрамора и полудрагоценных камней, например бирюзы [Бога-евский, 1931: 2]. Однако почитание каури восходит к неолиту Китая, когда раковины каури стали одним из излюбленных элементов орнаментации керамики культуры ян-шао [Кашина, 1978: 194], где прототипами для создания сложных мотивов послужили натуральные образцы, зарегистрированные в недалеком прошлом при раскопках захоронений носителей этой культуры.
Рис. 6. Каури на неолитической керамике яншао (1, 2) Fig. 6. Cowrie on the neolithic Yangshao pottery (1, 2)
Позднее знаки каури послужили формированию ранней иероглифики, в которой каури явились изначальным символом Богини, сопровождавшим патронессу еще из палеолитических времен [Кучера, 1977: 42, рис. 10.-4].
К этому же выводу склоняет древнее начертание китайского иероглифа бэй, являющее собой не что иное, как стилизованное изображение раковины каури с моллюском внутри [Быков, 1969: 4; Нестеренко, 2002: 23]. В контексте данного осмысления уместно тонкое замечание М. Элиаде: «..на определенном уровне культуры весь мир, мир «природный», так же, как мир предметов и вещей, изготовленных человеком, оказывается сексуализированным» (цит. по: [Цивьян, 1991: 78]). Ему вторит автор словаря символов, где он пишет о каури: «Это символ водный, женский и сексуальный по своему характеру: уподобляется женским гениталиям, раковина связывается с плодородием и плотской любовью.» [Словарь., 2006: 164]. На причину популярности каури весьма прозрачно указал Л. Я. Штернберг, написавший следующие слова: «Примитивный человек, добывая их издалека, очень дорожил ими, ибо каури напоминают женский орган и считались поэтому охраной против злых духов, и понятно, что чем больше этих каури, тем больше человек будет в безопасности» [Штернберг, 2012: 206]. Данную точку зрения поддерживал Б. Л. Богаевский, словами которого «каури. обладали. ясно выраженным магико-религиозным и символически-эротическим значением различного содержания» [Богаевский, 1931: 3].
Bear- Сообщения : 222
Дата регистрации : 2021-07-31
Re: РАКОВИНА КАУРИ В КУЛЬТУРАХ МИРА (ПО МАТЕРИАЛАМ АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ)
автор Bear Пн Сен 30, 2024 6:13 am
В западноевропейской науке сформировался диапазон суждений о каури, обобщенный в одной фразе Джека Тресиддера: «Вульва; источник жизни. Среди первобытных народов красивая, по форме напоминающая полуоткрытые губы раковина этого моллюска была наиболее широко распространенным природным амулетом от бесплодия и дурного глаза. Золотая каури — знак высокого положения на островах Фиджи и Тонга. Ожерелье из каури использовалось как в торговле в качестве денег, так и в ритуальных целях. Ассоциации с плодородием, сексуальными удовольствиями и удачей сделали раковины каури желанным амулетом в Африке и в других регионах, часто довольно удаленных от мест, где они были собраны. Как траурная эмблема или элемент женских украшений, она может означать и смерть, и жизнь. Считается, что ее мистическая сила действует еще очень долго после смерти моллюска» [Тресиддер, 2000: 302; Словарь.., 2006: 164; Орел, 2003: 423, 424].
Все приведенные выше причины популярности каури в культурах мира в полной мере соотносятся с культурами Китая, ставшими ключевым звеном в цепи возвышения раковины на Дальнем Востоке. Применительно к китайцам П. М. Кожин писал: «.раковины каури воспринимались, в частности, как символ плодородия» [Кожин, 2016: 9]. Особую популярность каури приобрели в эпоху бронзы в общинах речных бассейнов Индокитая. Затем, разносясь по торговым путям, они стали попадать в Восточную Азию, где в бассейне Янцзы их недостаток восполняется изготовлением имитаций из кости, камня, бронзы. Через Сычуань и Ганьсу они достигают бассейна Хуанхэ, где вместе с разнообразными их имитациями . становятся важной составной частью культуры шан-иньского и чжоуского населения» [Кожин, 2016: 9].
В древностях ранних царств Инь и Чжоу женские символы в виде каури имели хождение вплоть до расширения функции мерила стоимости, т. е. примитивных денег, ко-
гда они стали постепенно утрачивать свое изначальное ритуальное значение. «На передний план все более определенно стали выступать как мужское начало, так и идея гармонического взаимодействия и плодотворного слияния обоих начал, мужского и женского» [Васильев, 2001: 48]. В связи с появлением каури в ряду мерил ценности и стоимости интересна дифференциация понятийного ряда первобытных денег, предложенная Карлом Вейле: «По назначению и материалу все деньги первобытных народов делятся на деньги-украшения, деньги одежду, пищевые деньги и металлические деньги. Из денег-украшений древних времен наиболее распространен род улиток каури, которые собираются у Мальдивских островов, расположенных к юго-западу от Индостана и острова Мафия у побережья Восточной Африки...» [Вейле, 1923: 107; Богаевский, 1931: 2; Косых, Ковычев, 2020: 10]. Исследователь китайской культуры Вильгельм Гру-бе полагал, что уже в ипостаси заменителя денег каури ведет отсчет из глубокой древности [Грубе, 1912: 225]. Данное мнение подкрепили археологические исследования, показавшие, что товарно-денежные отношения царства Шан (Инь на территории современной провинции Хэйбей) достигли высокой стадии уже в середине II тыс. до н. э. При этом после XIV в. до н. э. мерилом стоимости у шанцев явились каури [Нестерен-ко, 2002: 7]. В южно-китайских морях каури попадаются редко, поэтому в массе своей они поступали с Мальдивских островов, именовавшихся «островами каури», в древнекитайское государство Шан-Инь (по имени народности «шан» и названию последней столицы — города Инь; 1600/1554-1046 гг. до н. э.), «где они приобретали функции денег и участвовали в торговых сделках» [Косых, Ковычев., 2020: 9,10]. При этом уже на ранней стадии возникновения денежных знаков раковина приобретает иероглифическую знаковую графику в значении «ценность» [Богаевский, 1931: 22]. Данное понятие нашло отражение в иероглифе «бэй», воспроизводящем стилизованное изображение каури, структурно входящее в иероглиф «цянь» — деньги, а также в другие письменные знаки, связанные с понятиями цена, дорогой, дешёвый, торговать и т. д. [Воронин, 1986: 67].
Рис. 7. Имитация каури из нефрита. Царство Шу, XI-IV вв. до н. э. [Золотой песок.., 2005: 95] Fig. 7. Cowrie imitation made of jade. Shu kingdom, XI-IV centuries BC [Golden sand., 2005: 95]
В числе ранних китайских имитаций, относимых к эпохе бронзы, числится нефритовый образец из царства Шу на западе Сычуаньской котловины, существовавшего ориентировочно с XI по IV в. до н. э., когда в 316 г. до н. э. оно пало под ударами царства Цинь [Золотой песок.., 2005: 94-95].
Тогда же получила начало традиция отливки каури из бронзы [Кашина, 1978: 194].
Рис. 8. Имитации каури из медных сплавов. Период древних царств Fig. 8. Cowrie imitation made of copper alloys. Ancient kingdoms period
Рис. 9. Мумия шамана племени туши. Хуннское время. Музей Турфана Fig. 9. Shaman mummy from Tushi tribe. Xiongnu period. Turfan Museum
Культурная активность «китайских» каури отмечена в древностях, синхронных сибирским памятникам: сначала это экземпляры из комплекса Чунцзяюй северокитайских памятников шилоусского типа с «карасукскими» ножами [Варенов, 2005: 88, рис. 4.-17], соотносимые с позднебронзовыми древностями Средней Сибири (карасук-ская культура). Далее следуют некрополь Ойхуанмяо, соответствующий раннескиф-скому времени (VII-VI вв. до н. э.) и Маоцингой, созвучный следующему «скифскому»
этапу ^-Ш вв. до н. э.). Любопытно, что, помимо преобладающего числа натуральных каури, в первом из могильников найден экземпляр каури из золота и три имитации из кости [Шульга, 2015: 297, рис. 126]. Кроме реальных раковин в некрополе Ши-чжайшаня царства Дянь (IV в. до н. э. I в. н. э.) обнаружены их изображения на бронзовой пластине [Итс, 1972: 13]. В Турфанской впадине на северо-западе Китая изучена мумия мужчины (шамана) в возрасте 40 лет, оставленная иранским по языку народом туши (дюши), который в I в. до н. э. был покорен одновременно ханьцами и хуннами, поделившими их территории. На лобной части черепа зафиксирован фрагмент украшения головного убора в виде полоски из четырех каури.
В науке существует дискуссионное мнение, причисляющее неопределенные мелкие предметы из древних могил (кольца, спирали, колесики, наконечники стрел, крючки и т. п.) к разряду денег [Воронов, 1986: 61-62]. Однако известны и общепризнанные эквиваленты стоимости, появившиеся с возникновением развитых товарно-обменных отношений. Это скот, металлические прутки и другие мерила цены. Отечественный ученый-нумизмат В. М. Потин писал, что «товары, использовавшиеся в качестве денег. называются товаро-деньгами или примитивными деньгами. в Эрмитаже хранятся железные прутья, куски соли, плитки чая, наконечники копий, раковины каури и т. п.» [Потин, 1986: 74]. Находки в памятниках Китая убедительно доказывают, что параллельно с древним ритуалом символизации богини развивается иная линия почитания каури — денежная. Самая многообразно представленная градация такого рода денег выявлена в китайской монетной системе. Здесь бытуют «монеты» в форме лопаты, мотыги, колокольчика, музыкальной пластины, ножа, ключа [Быков, 1969: 7-9, табл. П^! Воронов, 1986: 61-65; Потин, 1986: 74; Косых, Ковычев, 2020: 18]. Интересно, что при династии Цин (221-205 гг. до н. э.) император Ши Хуан-ди (246-210 гг. до н. э.) для облегчения торговли упростил денежное обращение, запретив меновую торговлю, где мерилом стоимости выступали каури. Отменились и все другие формы архаических денег. Взамен были выпущены круглые монеты с квадратным отверстием в центре, подобно известным в предшествующую эпоху Джоу, в царствах «Западная Джоу» и «Восточная Джоу» [Быков, 1969: 10-11]. Однако каури сохранили свою нишу в народной культуре, оставаясь магическим средством от бед и несчастий.
Согласно данным литературы каури широко используются в китайской материковой и островной этнографии. К примеру, вплоть до современности они входят в расшивку головных уборов и перевязей коренных обитатели Тайваня [Ожередов, 2022: 86, рис. 3.-5].
В науке бытует мнение, что из Китая каури попали в Японию, Корею, Индию, Таиланд, Филиппины. В Индии наибольшего распространения каури достигли в вв. и сохранились вплоть до середины XIX в. [Квашин; Косых, Ковычев, 2020: 10], а в соседнем Пакистане функционировали еще в конце XX в.
В XVII столетии каури употреблялись в виде мелкой монеты в Индостане и Индокитае, на Филиппинах их заменили медными монетами только к 1800 г., а в Сиаме они были в ходу до 1860-х гг. Со временем место раковин занимают европейские никелевые и серебряные монеты [Вейле, 1923: 107].
Рис. 10. Тайванец. Фото 1910-1930 гг. Рис. 11. Тайванка. Фото 2005 г. Fig. 10. A taiwan man. Photo 1910-1930; Fig. 11. A Taiwan woman. Photo 2005.
Рис. 12. Женщина племени калаш. Пакистан Fig. 12. A woman from Kalash tribe. Pakistan
Не меньшую древность проявляют каури на соседних континентах. В Северной Америке они научно зарегистрированы в этнографии индейцев прерий. Лео Фробениус сообщал: «В Америке мы находим их в виде знаменитых поясов «вампумов», произошедших, вероятно, из шнурков, с нанизанными на них разноцветными раковинами, «предназначенными для украшения шеи и рук; вначале они служили только для украшения,
а потом стали обращаться в стране, как настоящие деньги» [Фробениус, 1914: 32, 3840]. Помимо этого, в этнографии Северной Америки XIX в. каури известны на головных уборах воинов. Один из таких образцов хранится в Канадском музее цивилизации [Пономаренко, Дик и др., 2007: 151].
Своего триумфа каури достигли в Африке, где изначально, как в Китае и Северной Америке, их используют в качестве сакральных изделий, апотропеев, на что указывает, например, маска-наголовник народа бамбара, хранящаяся в Кунсткамере [Мали, 1986: 425]. Здесь же боевые щиты воинов Бенина, причудливые прически племени нтум в южном Камеруне, пояса, передники, ожерелья и головные повязки нилотов, украшенные каури [Богаевский, 1931: 4].
Рис. 13. Женщина. Западная Африка Fig. 13. A woman. Western Africa
К такому же выводу склоняет нарратив Дж. Дж. Фрэзера, отметившего в описании ритуала умилостивления духа дерева у центральноафриканского народа баган-да, что перед рубкой дерева в жертву духу приносили подарок в виде козы, пива и нескольких каури. Раковины обвязывали вокруг ствола, пиво выливали в корни дерева и туда же стекала кровь козы [Фрэзер, 2014: 117].
Традиция сакрализации каури довольно рано находит место в южной зоне Средиземноморья, где раковины встречены в неолите Крита и изредка попадались в микенских погребениях. На «черном» континенте они документированы уже додинастиче-скими погребениями Египта, а в памятниках XII династии найдены экземпляры, отлитые из золота [Богаевский, 1931: 3].
Ассоциации с плодородием, сексуальными удовольствиями и удачей сделали раковины каури желанным амулетом в африканском и в других регионах, часто довольно удаленных от мест, где они были собраны [Тресиддер, 2001: 302-303]. Однако апофеоз африканских каури связан с работорговлей, где они являлись одним из основных средств для расчета при покупке черных рабов. Наибольшее распространение каури получили в Западной Африке. Лагос на западе и Занзибар на востоке служили воротами в самый центр материка, где все северное побережье Виктории-Ни-ансы, Судан и побережье Верхней Гвинеи были переполнены этим товаром. Историки посчитали, что только в Тимбукту находилось в обороте около 75 млрд раковин. И это неудивительно при темпах тогдашней инфляции. В XVII в. раб стоил 60 каури, а спустя столетии в Гвинее за него платили уже 80000 раковин [Вейле, 1923: 107108; Воронов, 1986: 67].
По наблюдениям европейцев, при покупках раковины отмеривали вместительными стандартными по объему сосудами или мешками, значительно облегчавшими подсчет больших сумм, отнимавших много времени. По этой же причине «на востоке Африки и в Верхней Гвинее их нанизывали на шнурки, а в землях Фульбе отсчитывали по пяти и укладывали затем в кучки из 200 и 1000 штук. В XIX столетии 700000 каури оценивались в 330 талеров, т. е. один талер равнялся 2120 раковинам. Несколько дороже они ценились в Дагомее: цена 100 штук равнялась 2,2 маркам. «Эти деньги очень удобны, — острил английский путешественник, — для того, чтобы унести 2 фунта стерлингов, надо нанять человека» [Вейле, 1923: 107-108; Воронов, 1986: 66]. Во внутриплемен-ной торговле цены были гораздо ниже, в 1700 г. в Уганде жена оценивалась всего в две ракушки [Косых, Ковычев, 2020: 10].
Примеры, послужившие пониманию переходной стадии от раковин-амулетов к раковинам-деньгам, обнаружены в XIX в. у народов тропической зоны. Люсьен Леви-Брюль отметил, что люди племени бангала в Верхнем Конго ставят в один ряд такие «прекрасные товары», как «каури, жемчужины и «митаку», предметы, одинаково служившие мерилом ценности [Леви-Брюль, 2002: 306]. Позднее некое подобие сближения раковин с деньгами выявлено в обществах, изученных археологами. К примеру, ранее отмеченные случаи нахождение каури и их имитаций вместе с китайскими бронзовыми монетами в хуннуских захоронениях Забайкалья или пребывание каури в составе монетных кладов «северо-восточной Европы и на Руси», где они находились в вперемешку с куфическими и европейскими монетами [Спасский, 1970: 71]. Поэтому их справедливо считают первой фарфоровой валютой Китая, имевшей большую ценность, не утраченную до настоящего времени [Косых, Ковычев, 2020: 10].
Четкой хронологической грани ухода каури-украшений из чисто ритуальной сферы в денежную никто указать не может. Вероятно, ее и не было, так как переход от каури — магического талисмана к каури — унитарной монете — так и не завершился, ибо металлические деньги имели метафизическую составляющую, обусловленную сакраль-ностью материала, являющего тот или иной платежный знак. Во всех случаях срабатывал механизм сакральности предмета: в одном случае — это магия раковины — знака Богини, в другом — магия «красного» металла, меди (ее сплавов) и золота (позолоты). Прежняя и новая функции фактически слились в единый образ сакрального мерила стоимости, обладателя магической силы, породившего расхожую метафору — сила в деньгах. Причем признанная магическая, а не условная финансовая сила.
Символом бурного африканского прошлого каури стала алюминиевая монета достоинством в 50 каури, выпущенная Гвинеей в 1971 г. На аверсе монетного кружка отчеканена раковина каури. В современной Гвинее денежная единица называется седи, что в переводе с языка ашанти означает «раковина» [Каури в Новой Гвинее].
Рис. 14. Монета 50 каури. Новая Гвинея, 1971 г. [Воронов, 1986: 70] Fig. 14. 50 cowrie coin. New Guinea [Voronov, 1986: 70]
Как упоминалось выше, в раннеантичные времена в Средиземноморье была известна монета-каури, именовавшаяся «кипрской» монетой [Воронов, 1986: 69]. В литературе пока нет единого мнения о какой-либо связи между средиземноморским и дальневосточным центрами происхождения денег-каури. Но трудно оспорить древность торгового коридора между Передней Азией (Месопотамия), ранними государствами Индии и Дальним Востоком, «пробитого» вдоль побережья Индийского океана задолго до похода Александра Македонского. Его наличие дает повод предполагать если не единство, то сходство финансовых систем востока и запада.
В истории «культурной» каури большое место занимают имитации раковин, изготовленные из материалов природного и искусственного происхождения. К первым относятся поделки из раковин более крупного размера, ко вторым — изделия из мягкого (белого) камня и «красных» металлов — золота, меди и ее сплавов, иногда позолоченных. «Имеются «каури» шестиугольной или овальной формы, с плоским основанием, которые, надо полагать, также воспринимались как деньги» [Косых, Ковычев, 2020: 13]. По свидетельствам исследователей, на отдельных территориях, например в Хакасии, каменных имитаций найдено больше, чем природных каури [Ожередов, 2002: 81]. Сторонники идеи «монетизации» каури склонны считать имитации денежными прототипами, особенно в китайской и прилегающей к ней сибирской зоне, где их найдено более всего [Воронов, 1986: 67-68]. Можно подумать, что тем самым увеличивали «денежную» массу на территориях, где имелся недостаток в натуральных каури-монетах. Однако до появления серьезных исследований говорить на эту тему еще рано.
Помимо двух главных функций — амулета-знака богини и денежных номинантов, раковины послужили магическим средством в погребальном обряде, где их использовали для изоляции глаз умерших. Впервые в такой роли засвидетельствованы каури из некрополя Иерихона, послужившие магическим средством в захоронениях с «моделированными черепами».
Рис. 15. Моделированный череп с каури в глазницах из Иерихона [Медникова, 2005: рис. 43] Fig. 15. A modelled skull with cowrie shells in the eye sockets from Jericho [Mednikova, 2005: fig. 43]
Считается, что в глазницы их вставляли с целью символической защиты умерших. Сходные процедуры проделывали с головами умерших обитатели Новой Гвинеи [Медникова, 2004: 160, 163, рис. 43, 44] и даяки острова Борнео, использовавшие эти черепа еще и в качестве денег [Вейле, 1923: рис. 25]. Вероятно, к данной традиции относится обычай племен Камеруна изображать глаза на ритуальных масках в виде каури, а резчики Конго таким же способом изображали глаза у культовых статуэток [Богаевский, 1931: 4]. В Средней Азии традиция закрывания глазниц раковинами каури известна в Таджикистане, где при раскопках городища Тахти-Сангин встретили две упомянутые выше «овальные раковины с отверстиями в центре», атрибутированные как «наглазники» [Литвинский, Пичикян, 1981: 205].
Рис. 16. Моделированный череп с каури в глазницах из Новой Гвинеи [Медникова, 2005: рис. 44] Fig. 16. A modelled skull with cowrie shells in the eye sockets from New Guinea [Mednikova, 2005: fig. 44]
Уместное данному обычаю объяснение обнаруживается в сибирской этнографии: каури на шаманском костюме эвенков символизировали закрытые входы в страну мертвых (буни) [Анисимов, 1958: 178]. Таким образом, раковины в глазницах покойных препятствовали выходу душ мертвых в мир живых людей. Точно так же, как специальные лицевые приспособления (пластинки из цветного металла, монеты и т. п.), имевшие применение на обширной территории Евразии (см. подробнее: [Ожередов, 2013: 161163]). Впрочем, существует и другое мнение, согласно которому их назначение — препятствовать проникновению в тело мертвого злых духов. Китайцы видели этих ирреальных существ в образе муравьев, поэтому, чтобы предотвратить их движение в тело умершего, в ноздри покойников вставляли «магические пробки» в форме бронзовых подражаний каури [Быков, 1969: 5; Косых, Ковычев, 2020: 14].
Другая погребальная традиция возводит каури в условный статус «обола Харона». В подражание китайской практике помещения различных сакральных предметов в рот, нос и уши умершего хунну в Западном Забайкалье стали использовать раковины. В Де-рестуйском некрополе в рот умершей вложили каури [Косых, Ковычев, 2020: 14]. В ряде стран Африки раковину, подобно медной монете, клали на рот умершего. Такой ритуальный порядок принимали Мадагаскар, Багирми, племя Бакуба и др. [Анучин, 1890: 104]. Следует отметить, что данный вариант имеет примеры первого типа, когда рот закрывали с целью воспрепятствовать перемещению злых сил [Ожередов, 2013: 161, 162, 163], точно так же, как китайцы медными отливками, имитирующими каури, «запирали» ноздри умерших.
Заключение
В завершение исследования обозначу несколько основных выводов по хроноло-го-географической локализации и семантике каури в культурах земного шара. Из четырех заселенных человеком материков на трех обнаружены раковины каури, игравшие заметную роль в культурной жизни многих племен и народов. Помимо материковой суши, огромное число каури имеется у островных народов Большой Океании, где они, по воззрениям поселенцев, обладают теми же метафизическими свойствами, которые привлекли внимание обитателей материков. Повсеместно наблюдается первобытное поклонение каури с использованием ее в качестве амулета (талисмана), а позднее денежной единицы. Хронология каури уходит в палеолит, свидетельствуя о глубокой древности «доместикации» этой раковины с введением ее в культурную жизнь человека. Не меньшую древность обнаруживает семантика каури: во-первых, это приписываемая амулету магическая сила, обусловленная принадлежностью к сакральной сущности Богини. Во-вторых, метафизические силы металлов или камней, служивших сырьем для изготовления имитаций. Яркими тому примерами стали красные и желтые металлы — золото и медные сплавы, а из минералов наиболее самобытно представлен священный камень китайцев — нефрит.
На основании единства мировоззрения человечества в рамках глобального натурфилософского осмысления природы и общества, можно предполагать, что представления сибирских обитателей, включая нарымских селькупов, принципиально не отличалось от воззрений других народов мира. Однако в силу архаического состояния хозяйственных и общественных отношений, функциональная роль каури в таежных коллективах не развилась далее первой стадии, т. е. использования каури в качестве аму-летов-апотропеев, обеспечивавших безопасность от угроз со стороны инаковых сил потустороннего мира.
Все приведенные выше причины популярности каури в культурах мира в полной мере соотносятся с культурами Китая, ставшими ключевым звеном в цепи возвышения раковины на Дальнем Востоке. Применительно к китайцам П. М. Кожин писал: «.раковины каури воспринимались, в частности, как символ плодородия» [Кожин, 2016: 9]. Особую популярность каури приобрели в эпоху бронзы в общинах речных бассейнов Индокитая. Затем, разносясь по торговым путям, они стали попадать в Восточную Азию, где в бассейне Янцзы их недостаток восполняется изготовлением имитаций из кости, камня, бронзы. Через Сычуань и Ганьсу они достигают бассейна Хуанхэ, где вместе с разнообразными их имитациями . становятся важной составной частью культуры шан-иньского и чжоуского населения» [Кожин, 2016: 9].
В древностях ранних царств Инь и Чжоу женские символы в виде каури имели хождение вплоть до расширения функции мерила стоимости, т. е. примитивных денег, ко-
гда они стали постепенно утрачивать свое изначальное ритуальное значение. «На передний план все более определенно стали выступать как мужское начало, так и идея гармонического взаимодействия и плодотворного слияния обоих начал, мужского и женского» [Васильев, 2001: 48]. В связи с появлением каури в ряду мерил ценности и стоимости интересна дифференциация понятийного ряда первобытных денег, предложенная Карлом Вейле: «По назначению и материалу все деньги первобытных народов делятся на деньги-украшения, деньги одежду, пищевые деньги и металлические деньги. Из денег-украшений древних времен наиболее распространен род улиток каури, которые собираются у Мальдивских островов, расположенных к юго-западу от Индостана и острова Мафия у побережья Восточной Африки...» [Вейле, 1923: 107; Богаевский, 1931: 2; Косых, Ковычев, 2020: 10]. Исследователь китайской культуры Вильгельм Гру-бе полагал, что уже в ипостаси заменителя денег каури ведет отсчет из глубокой древности [Грубе, 1912: 225]. Данное мнение подкрепили археологические исследования, показавшие, что товарно-денежные отношения царства Шан (Инь на территории современной провинции Хэйбей) достигли высокой стадии уже в середине II тыс. до н. э. При этом после XIV в. до н. э. мерилом стоимости у шанцев явились каури [Нестерен-ко, 2002: 7]. В южно-китайских морях каури попадаются редко, поэтому в массе своей они поступали с Мальдивских островов, именовавшихся «островами каури», в древнекитайское государство Шан-Инь (по имени народности «шан» и названию последней столицы — города Инь; 1600/1554-1046 гг. до н. э.), «где они приобретали функции денег и участвовали в торговых сделках» [Косых, Ковычев., 2020: 9,10]. При этом уже на ранней стадии возникновения денежных знаков раковина приобретает иероглифическую знаковую графику в значении «ценность» [Богаевский, 1931: 22]. Данное понятие нашло отражение в иероглифе «бэй», воспроизводящем стилизованное изображение каури, структурно входящее в иероглиф «цянь» — деньги, а также в другие письменные знаки, связанные с понятиями цена, дорогой, дешёвый, торговать и т. д. [Воронин, 1986: 67].
Рис. 7. Имитация каури из нефрита. Царство Шу, XI-IV вв. до н. э. [Золотой песок.., 2005: 95] Fig. 7. Cowrie imitation made of jade. Shu kingdom, XI-IV centuries BC [Golden sand., 2005: 95]
В числе ранних китайских имитаций, относимых к эпохе бронзы, числится нефритовый образец из царства Шу на западе Сычуаньской котловины, существовавшего ориентировочно с XI по IV в. до н. э., когда в 316 г. до н. э. оно пало под ударами царства Цинь [Золотой песок.., 2005: 94-95].
Тогда же получила начало традиция отливки каури из бронзы [Кашина, 1978: 194].
Рис. 8. Имитации каури из медных сплавов. Период древних царств Fig. 8. Cowrie imitation made of copper alloys. Ancient kingdoms period
Рис. 9. Мумия шамана племени туши. Хуннское время. Музей Турфана Fig. 9. Shaman mummy from Tushi tribe. Xiongnu period. Turfan Museum
Культурная активность «китайских» каури отмечена в древностях, синхронных сибирским памятникам: сначала это экземпляры из комплекса Чунцзяюй северокитайских памятников шилоусского типа с «карасукскими» ножами [Варенов, 2005: 88, рис. 4.-17], соотносимые с позднебронзовыми древностями Средней Сибири (карасук-ская культура). Далее следуют некрополь Ойхуанмяо, соответствующий раннескиф-скому времени (VII-VI вв. до н. э.) и Маоцингой, созвучный следующему «скифскому»
этапу ^-Ш вв. до н. э.). Любопытно, что, помимо преобладающего числа натуральных каури, в первом из могильников найден экземпляр каури из золота и три имитации из кости [Шульга, 2015: 297, рис. 126]. Кроме реальных раковин в некрополе Ши-чжайшаня царства Дянь (IV в. до н. э. I в. н. э.) обнаружены их изображения на бронзовой пластине [Итс, 1972: 13]. В Турфанской впадине на северо-западе Китая изучена мумия мужчины (шамана) в возрасте 40 лет, оставленная иранским по языку народом туши (дюши), который в I в. до н. э. был покорен одновременно ханьцами и хуннами, поделившими их территории. На лобной части черепа зафиксирован фрагмент украшения головного убора в виде полоски из четырех каури.
В науке существует дискуссионное мнение, причисляющее неопределенные мелкие предметы из древних могил (кольца, спирали, колесики, наконечники стрел, крючки и т. п.) к разряду денег [Воронов, 1986: 61-62]. Однако известны и общепризнанные эквиваленты стоимости, появившиеся с возникновением развитых товарно-обменных отношений. Это скот, металлические прутки и другие мерила цены. Отечественный ученый-нумизмат В. М. Потин писал, что «товары, использовавшиеся в качестве денег. называются товаро-деньгами или примитивными деньгами. в Эрмитаже хранятся железные прутья, куски соли, плитки чая, наконечники копий, раковины каури и т. п.» [Потин, 1986: 74]. Находки в памятниках Китая убедительно доказывают, что параллельно с древним ритуалом символизации богини развивается иная линия почитания каури — денежная. Самая многообразно представленная градация такого рода денег выявлена в китайской монетной системе. Здесь бытуют «монеты» в форме лопаты, мотыги, колокольчика, музыкальной пластины, ножа, ключа [Быков, 1969: 7-9, табл. П^! Воронов, 1986: 61-65; Потин, 1986: 74; Косых, Ковычев, 2020: 18]. Интересно, что при династии Цин (221-205 гг. до н. э.) император Ши Хуан-ди (246-210 гг. до н. э.) для облегчения торговли упростил денежное обращение, запретив меновую торговлю, где мерилом стоимости выступали каури. Отменились и все другие формы архаических денег. Взамен были выпущены круглые монеты с квадратным отверстием в центре, подобно известным в предшествующую эпоху Джоу, в царствах «Западная Джоу» и «Восточная Джоу» [Быков, 1969: 10-11]. Однако каури сохранили свою нишу в народной культуре, оставаясь магическим средством от бед и несчастий.
Согласно данным литературы каури широко используются в китайской материковой и островной этнографии. К примеру, вплоть до современности они входят в расшивку головных уборов и перевязей коренных обитатели Тайваня [Ожередов, 2022: 86, рис. 3.-5].
В науке бытует мнение, что из Китая каури попали в Японию, Корею, Индию, Таиланд, Филиппины. В Индии наибольшего распространения каури достигли в вв. и сохранились вплоть до середины XIX в. [Квашин; Косых, Ковычев, 2020: 10], а в соседнем Пакистане функционировали еще в конце XX в.
В XVII столетии каури употреблялись в виде мелкой монеты в Индостане и Индокитае, на Филиппинах их заменили медными монетами только к 1800 г., а в Сиаме они были в ходу до 1860-х гг. Со временем место раковин занимают европейские никелевые и серебряные монеты [Вейле, 1923: 107].
Рис. 10. Тайванец. Фото 1910-1930 гг. Рис. 11. Тайванка. Фото 2005 г. Fig. 10. A taiwan man. Photo 1910-1930; Fig. 11. A Taiwan woman. Photo 2005.
Рис. 12. Женщина племени калаш. Пакистан Fig. 12. A woman from Kalash tribe. Pakistan
Не меньшую древность проявляют каури на соседних континентах. В Северной Америке они научно зарегистрированы в этнографии индейцев прерий. Лео Фробениус сообщал: «В Америке мы находим их в виде знаменитых поясов «вампумов», произошедших, вероятно, из шнурков, с нанизанными на них разноцветными раковинами, «предназначенными для украшения шеи и рук; вначале они служили только для украшения,
а потом стали обращаться в стране, как настоящие деньги» [Фробениус, 1914: 32, 3840]. Помимо этого, в этнографии Северной Америки XIX в. каури известны на головных уборах воинов. Один из таких образцов хранится в Канадском музее цивилизации [Пономаренко, Дик и др., 2007: 151].
Своего триумфа каури достигли в Африке, где изначально, как в Китае и Северной Америке, их используют в качестве сакральных изделий, апотропеев, на что указывает, например, маска-наголовник народа бамбара, хранящаяся в Кунсткамере [Мали, 1986: 425]. Здесь же боевые щиты воинов Бенина, причудливые прически племени нтум в южном Камеруне, пояса, передники, ожерелья и головные повязки нилотов, украшенные каури [Богаевский, 1931: 4].
Рис. 13. Женщина. Западная Африка Fig. 13. A woman. Western Africa
К такому же выводу склоняет нарратив Дж. Дж. Фрэзера, отметившего в описании ритуала умилостивления духа дерева у центральноафриканского народа баган-да, что перед рубкой дерева в жертву духу приносили подарок в виде козы, пива и нескольких каури. Раковины обвязывали вокруг ствола, пиво выливали в корни дерева и туда же стекала кровь козы [Фрэзер, 2014: 117].
Традиция сакрализации каури довольно рано находит место в южной зоне Средиземноморья, где раковины встречены в неолите Крита и изредка попадались в микенских погребениях. На «черном» континенте они документированы уже додинастиче-скими погребениями Египта, а в памятниках XII династии найдены экземпляры, отлитые из золота [Богаевский, 1931: 3].
Ассоциации с плодородием, сексуальными удовольствиями и удачей сделали раковины каури желанным амулетом в африканском и в других регионах, часто довольно удаленных от мест, где они были собраны [Тресиддер, 2001: 302-303]. Однако апофеоз африканских каури связан с работорговлей, где они являлись одним из основных средств для расчета при покупке черных рабов. Наибольшее распространение каури получили в Западной Африке. Лагос на западе и Занзибар на востоке служили воротами в самый центр материка, где все северное побережье Виктории-Ни-ансы, Судан и побережье Верхней Гвинеи были переполнены этим товаром. Историки посчитали, что только в Тимбукту находилось в обороте около 75 млрд раковин. И это неудивительно при темпах тогдашней инфляции. В XVII в. раб стоил 60 каури, а спустя столетии в Гвинее за него платили уже 80000 раковин [Вейле, 1923: 107108; Воронов, 1986: 67].
По наблюдениям европейцев, при покупках раковины отмеривали вместительными стандартными по объему сосудами или мешками, значительно облегчавшими подсчет больших сумм, отнимавших много времени. По этой же причине «на востоке Африки и в Верхней Гвинее их нанизывали на шнурки, а в землях Фульбе отсчитывали по пяти и укладывали затем в кучки из 200 и 1000 штук. В XIX столетии 700000 каури оценивались в 330 талеров, т. е. один талер равнялся 2120 раковинам. Несколько дороже они ценились в Дагомее: цена 100 штук равнялась 2,2 маркам. «Эти деньги очень удобны, — острил английский путешественник, — для того, чтобы унести 2 фунта стерлингов, надо нанять человека» [Вейле, 1923: 107-108; Воронов, 1986: 66]. Во внутриплемен-ной торговле цены были гораздо ниже, в 1700 г. в Уганде жена оценивалась всего в две ракушки [Косых, Ковычев, 2020: 10].
Примеры, послужившие пониманию переходной стадии от раковин-амулетов к раковинам-деньгам, обнаружены в XIX в. у народов тропической зоны. Люсьен Леви-Брюль отметил, что люди племени бангала в Верхнем Конго ставят в один ряд такие «прекрасные товары», как «каури, жемчужины и «митаку», предметы, одинаково служившие мерилом ценности [Леви-Брюль, 2002: 306]. Позднее некое подобие сближения раковин с деньгами выявлено в обществах, изученных археологами. К примеру, ранее отмеченные случаи нахождение каури и их имитаций вместе с китайскими бронзовыми монетами в хуннуских захоронениях Забайкалья или пребывание каури в составе монетных кладов «северо-восточной Европы и на Руси», где они находились в вперемешку с куфическими и европейскими монетами [Спасский, 1970: 71]. Поэтому их справедливо считают первой фарфоровой валютой Китая, имевшей большую ценность, не утраченную до настоящего времени [Косых, Ковычев, 2020: 10].
Четкой хронологической грани ухода каури-украшений из чисто ритуальной сферы в денежную никто указать не может. Вероятно, ее и не было, так как переход от каури — магического талисмана к каури — унитарной монете — так и не завершился, ибо металлические деньги имели метафизическую составляющую, обусловленную сакраль-ностью материала, являющего тот или иной платежный знак. Во всех случаях срабатывал механизм сакральности предмета: в одном случае — это магия раковины — знака Богини, в другом — магия «красного» металла, меди (ее сплавов) и золота (позолоты). Прежняя и новая функции фактически слились в единый образ сакрального мерила стоимости, обладателя магической силы, породившего расхожую метафору — сила в деньгах. Причем признанная магическая, а не условная финансовая сила.
Символом бурного африканского прошлого каури стала алюминиевая монета достоинством в 50 каури, выпущенная Гвинеей в 1971 г. На аверсе монетного кружка отчеканена раковина каури. В современной Гвинее денежная единица называется седи, что в переводе с языка ашанти означает «раковина» [Каури в Новой Гвинее].
Рис. 14. Монета 50 каури. Новая Гвинея, 1971 г. [Воронов, 1986: 70] Fig. 14. 50 cowrie coin. New Guinea [Voronov, 1986: 70]
Как упоминалось выше, в раннеантичные времена в Средиземноморье была известна монета-каури, именовавшаяся «кипрской» монетой [Воронов, 1986: 69]. В литературе пока нет единого мнения о какой-либо связи между средиземноморским и дальневосточным центрами происхождения денег-каури. Но трудно оспорить древность торгового коридора между Передней Азией (Месопотамия), ранними государствами Индии и Дальним Востоком, «пробитого» вдоль побережья Индийского океана задолго до похода Александра Македонского. Его наличие дает повод предполагать если не единство, то сходство финансовых систем востока и запада.
В истории «культурной» каури большое место занимают имитации раковин, изготовленные из материалов природного и искусственного происхождения. К первым относятся поделки из раковин более крупного размера, ко вторым — изделия из мягкого (белого) камня и «красных» металлов — золота, меди и ее сплавов, иногда позолоченных. «Имеются «каури» шестиугольной или овальной формы, с плоским основанием, которые, надо полагать, также воспринимались как деньги» [Косых, Ковычев, 2020: 13]. По свидетельствам исследователей, на отдельных территориях, например в Хакасии, каменных имитаций найдено больше, чем природных каури [Ожередов, 2002: 81]. Сторонники идеи «монетизации» каури склонны считать имитации денежными прототипами, особенно в китайской и прилегающей к ней сибирской зоне, где их найдено более всего [Воронов, 1986: 67-68]. Можно подумать, что тем самым увеличивали «денежную» массу на территориях, где имелся недостаток в натуральных каури-монетах. Однако до появления серьезных исследований говорить на эту тему еще рано.
Помимо двух главных функций — амулета-знака богини и денежных номинантов, раковины послужили магическим средством в погребальном обряде, где их использовали для изоляции глаз умерших. Впервые в такой роли засвидетельствованы каури из некрополя Иерихона, послужившие магическим средством в захоронениях с «моделированными черепами».
Рис. 15. Моделированный череп с каури в глазницах из Иерихона [Медникова, 2005: рис. 43] Fig. 15. A modelled skull with cowrie shells in the eye sockets from Jericho [Mednikova, 2005: fig. 43]
Считается, что в глазницы их вставляли с целью символической защиты умерших. Сходные процедуры проделывали с головами умерших обитатели Новой Гвинеи [Медникова, 2004: 160, 163, рис. 43, 44] и даяки острова Борнео, использовавшие эти черепа еще и в качестве денег [Вейле, 1923: рис. 25]. Вероятно, к данной традиции относится обычай племен Камеруна изображать глаза на ритуальных масках в виде каури, а резчики Конго таким же способом изображали глаза у культовых статуэток [Богаевский, 1931: 4]. В Средней Азии традиция закрывания глазниц раковинами каури известна в Таджикистане, где при раскопках городища Тахти-Сангин встретили две упомянутые выше «овальные раковины с отверстиями в центре», атрибутированные как «наглазники» [Литвинский, Пичикян, 1981: 205].
Рис. 16. Моделированный череп с каури в глазницах из Новой Гвинеи [Медникова, 2005: рис. 44] Fig. 16. A modelled skull with cowrie shells in the eye sockets from New Guinea [Mednikova, 2005: fig. 44]
Уместное данному обычаю объяснение обнаруживается в сибирской этнографии: каури на шаманском костюме эвенков символизировали закрытые входы в страну мертвых (буни) [Анисимов, 1958: 178]. Таким образом, раковины в глазницах покойных препятствовали выходу душ мертвых в мир живых людей. Точно так же, как специальные лицевые приспособления (пластинки из цветного металла, монеты и т. п.), имевшие применение на обширной территории Евразии (см. подробнее: [Ожередов, 2013: 161163]). Впрочем, существует и другое мнение, согласно которому их назначение — препятствовать проникновению в тело мертвого злых духов. Китайцы видели этих ирреальных существ в образе муравьев, поэтому, чтобы предотвратить их движение в тело умершего, в ноздри покойников вставляли «магические пробки» в форме бронзовых подражаний каури [Быков, 1969: 5; Косых, Ковычев, 2020: 14].
Другая погребальная традиция возводит каури в условный статус «обола Харона». В подражание китайской практике помещения различных сакральных предметов в рот, нос и уши умершего хунну в Западном Забайкалье стали использовать раковины. В Де-рестуйском некрополе в рот умершей вложили каури [Косых, Ковычев, 2020: 14]. В ряде стран Африки раковину, подобно медной монете, клали на рот умершего. Такой ритуальный порядок принимали Мадагаскар, Багирми, племя Бакуба и др. [Анучин, 1890: 104]. Следует отметить, что данный вариант имеет примеры первого типа, когда рот закрывали с целью воспрепятствовать перемещению злых сил [Ожередов, 2013: 161, 162, 163], точно так же, как китайцы медными отливками, имитирующими каури, «запирали» ноздри умерших.
Заключение
В завершение исследования обозначу несколько основных выводов по хроноло-го-географической локализации и семантике каури в культурах земного шара. Из четырех заселенных человеком материков на трех обнаружены раковины каури, игравшие заметную роль в культурной жизни многих племен и народов. Помимо материковой суши, огромное число каури имеется у островных народов Большой Океании, где они, по воззрениям поселенцев, обладают теми же метафизическими свойствами, которые привлекли внимание обитателей материков. Повсеместно наблюдается первобытное поклонение каури с использованием ее в качестве амулета (талисмана), а позднее денежной единицы. Хронология каури уходит в палеолит, свидетельствуя о глубокой древности «доместикации» этой раковины с введением ее в культурную жизнь человека. Не меньшую древность обнаруживает семантика каури: во-первых, это приписываемая амулету магическая сила, обусловленная принадлежностью к сакральной сущности Богини. Во-вторых, метафизические силы металлов или камней, служивших сырьем для изготовления имитаций. Яркими тому примерами стали красные и желтые металлы — золото и медные сплавы, а из минералов наиболее самобытно представлен священный камень китайцев — нефрит.
На основании единства мировоззрения человечества в рамках глобального натурфилософского осмысления природы и общества, можно предполагать, что представления сибирских обитателей, включая нарымских селькупов, принципиально не отличалось от воззрений других народов мира. Однако в силу архаического состояния хозяйственных и общественных отношений, функциональная роль каури в таежных коллективах не развилась далее первой стадии, т. е. использования каури в качестве аму-летов-апотропеев, обеспечивавших безопасность от угроз со стороны инаковых сил потустороннего мира.
Bear- Сообщения : 222
Дата регистрации : 2021-07-31
Похожие темы» Морская раковина в мифологии
» Состязание с духами Верхнего мира Аба Уол Дьоххи, родившегося от брака абаасы Верхнего мира с земной женщиной
» КАУРИ И КИТ (Легенда маори)
» ГАДАНИЕ НА РАКОВИНАХ КАУРИ
» Каури и кит. Легенда маори
» Состязание с духами Верхнего мира Аба Уол Дьоххи, родившегося от брака абаасы Верхнего мира с земной женщиной
» КАУРИ И КИТ (Легенда маори)
» ГАДАНИЕ НА РАКОВИНАХ КАУРИ
» Каури и кит. Легенда маори
Страница 1 из 1
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения